– Мурчаль! – крикнула Макаса, как только мерно колышущееся паучье брюхо нависло над самой головой, а цепкие лапы оказались так близко, что их жесткие волоски защекотали кожу.
Мурчаль пронзительно завопил, Макаса пригнулась, но поздно. Сейчас обоих потащат наверх, в жуткое царство паутины и проголодавшихся пауков…
«Ну нет, – подумала она. – Еще раз я этим треклятым чудовищам в лапы не дамся».
Казалось, мурлок прочел ее мысли. Вмиг изготовив к бою свое копьецо, он изо всех сил вонзил его пауку в брюхо. Паук оглушительно заверещал, взбрыкнул лапами, в глазах его вспыхнуло жаркое пламя ярости.
Мурчаль колол и колол, но вопль паука переполошил остальных.
Покрепче ухватив мурлока за тонкие ножки, Макаса рванулась вперед, бросилась в заросли, затянутые липким паучьим шелком. За спиной зашуршали, сухо зацокали лапы тысячи голодных пауков, спешащих на угощение.
– Молодец, Мурчаль! Теперь держись крепче, да наверх не смотри! – крикнула Макаса, сама удивившись собственным словам.
Кто б мог подумать, что однажды ее спасет от чудовища какой-то мурлок?
Восходящее солнце озарило сиянием флаги лагеря экспедиции Северной Стражи, и полотнища их засверкали, будто огни маяков в штормовой мгле. Вбитые в землю, знамена трещали, развевались на крепком ветру, к утру подувшем с юга.
– Дождь скоро начнется, – объявила Галена, подняв кверху короткую тупоносую морду.
Уклоняясь от патруля тауренов, они свернули с пути, отошли от главной дороги к востоку. Галена сказала, что ее таурены из Кром’гара могут и пропустить, но дриаду с человеком задержат наверняка: в конце концов, Кром’гар – ближайшая крепость Орды.
– А вон там – знамена Северной Стражи, видишь? – ответил Арам, указывая наверх. – Подъем будет крут, но, может, грозу опередить и успеем.
Дрелла, не торопясь, шла позади, а на ходу плела из цветов и трав венки для него и Галены. Правду сказать, Арам предпочел бы идти один или только с дриадой, однако не мог отрицать: пользы в пути тауренка принесла немало. Пуская в ход науку друидов, она обращалась к силам природы и находила самые укромные, безопасные места для ночлега, удерживала на расстоянии ползучих тварей, кишащих во тьме, а перемены погоды чувствовала, будто по волшебству. Конечно, Дрелла была мила и силами в своем роде обладала немалыми, но уж очень легко отвлекалась на пустяки.
Разговоров о его влюбленности она, к счастью, больше не заводила. Мало-помалу Арам сообразил, в чем состоит светлая сторона мечтаний о дриаде: те не воспринимают влюбленность на ожидаемый, предсказуемый манер. Дрелла ничуть не стеснялась его, ничуть не конфузилась, а попросту оставалась прежней – счастливой, непоколебимо уверенной в самой себе. Наверное, этого следовало ожидать. Сам Арам до сих пор чувствовал, как наливаются жаром щеки, стоит ей только взглянуть на него, однако с течением времени смущение проходило, и порой ему удавалось выдержать ее взгляд. «Жизнь не стоит на месте», – думал он. Рано или поздно он поймет, в чем штука с той самой уткой… Да, идея сделаться ее «самой совершенной уткой в мире» выглядела заманчиво, но Арам знал: для Дреллы это значило вовсе не то, чего ему бы хотелось.
