— Можешь сегодня переночевать у меня, — предложил Дерлет. — Я бы еще послушал твои рассказы. Сдается мне, ты многое повидал.
Спарун принял приглашение так, словно ожидал чего-то подобного. Впервые за все это время моряк улыбнулся.
— Благодарю тебя, — проговорил он. — Обещаю, мой рассказ тебя не разочарует. Ты скоро сам убедишься в этом.
* * *
Вечер, впрочем, не принес больше ничего интересного: гость Дерлета сразу же заснул и проспал крепким сном до самого рассвета. Видно было, что он очень устал и до сих пор держался из последних сил. Однако с восходом солнца Спарун пробудился.
Неслышным шагом он обошел весь дом и перетрогал все вещи. Он брал в руки вазы и чаши, теребил кисти покрывал и балдахинов, водил пальцами по обивке стен и кресел. Дом как будто разговаривал с ним, вещи, казалось, готовы были выдать гостю все свои сокровенные тайны…
Но Спарун мало интересовался секретами приютившего его дома. Его занимала лишь стоимость предметов обстановки. Он успел уже понять, что Дерлет — человек не то чтобы очень богатый, но весьма состоятельный.
Моряк бесшумно спустился в кухню, не потревожив спавшую там стряпуху, налил себе вина, взял ветчины, яблок, оставшихся со вчерашнего дня хлебных лепешек с тмином и вернулся в комнату, где провел ночь. Там он устроился возле окна и стал завтракать, любуясь видом на реку.
Дерлет обнаружил своего гостя пару часов спустя на том же самом месте. Спарун как раз доедал последнее яблоко. Заслышав шаги хозяина, он обернулся.
— Вот и ты, Сокрытый, — проговорил он, — рад тебя видеть.
Вместо приветствия Дерлет кивнул и уселся в кресло напротив.
— Хороший вид из окна, — сказал Спарун. — И дом у тебя хороший. Богатый и полный воспоминаний. От отца достался?
— Да, — ответил Дерлет. — А тому — от его отца.
— Дом, в котором живет много воспоминаний, — повторил Спарун задумчиво. — У меня такого уж точно никогда не будет.
— Ты сам выбрал для себя подобную участь, — заметил Дерлет.
— Вовсе нет, — возразил Спарун, — просто так сложилась моя жизнь. При других обстоятельствах я бы тоже жил в отцовском доме, не зная горя и лишений. Но все же я не должен жаловаться, ведь у моих погибших товарищей жизнь вообще никак не сложилась… — Он вздохнул. — Наверное, ты втайне проклинаешь себя за то, что пригласил чужака. Я нарушил твой дневной распорядок, я тебе мешаю.
— «Проклинать» — слишком сильное слово, — указал Дерлет. — Возможно, твое присутствие мне немного в тягость…
