Лучница Ликка вдруг повернулась и схватила за запястье какого-то исключительно чумазого мальчика лет десяти:
— А теперь покажи-ка мне, что у тебя в руках.
— Пусти! — завизжал он, приседая и норовя вырваться. Запястье у него хрустнуло — лучница держала крепко. Мальчик попытался было укусить ее, но свободной рукой она поймала его за волосы и вовремя оттянула назад его голову. Его глаза дико косили, изо рта у него пошла пена.
Ликка встряхнула своего маленького пленника, и он выронил кошелек, который срезал с пояса девушки.
Ликка разжала пальцы, подняла кошелек. Мальчик, как ни странно, не спешил теперь убегать. Он деловито обтер с лица пену и сказал как ни в чем не бывало:
— А хотите, отведу к моей сестре? Она хорошая. Утешает и мужчин, и женщин, умеет готовить, лечить раны, если не очень смертельные. Ну и по мелочи. А? Ее зовут Атесса. А меня — Тасон. Хотите?
От такой наглости Фавиол побледнел, ноздри у него раздулись. Он готов был отвесить наглецу полновесную оплеуху, но Элаин опередил молодого аристократа.
— Почему бы и нет? — спокойно, даже приветливо проговорил он. — Веди нас. Нам, видишь ли, необходимы ночлег, еда и добрая компания.
— Тогда отдайте кошелек, — потребовал Тасон.
— Он будет твоим, когда ты выполнишь все свои обещания, — обещал Элаин.
— Обманете! — уверенно произнес Тасон.
— Почему?
— Такие господа всегда обманывают.
— Я не обману, — сказал Элаин и посмотрел в его пустые, жадные глаза. — Веришь?
Мальчик заморгал, на миг сделался похожим на самого обыкновенного ребенка. Но это длилось недолго, и почти сразу опытный жулик взял верх над ребенком.
— Возможно, — уклончиво произнес Тасон.
Дом его сестры оказался убогой лачугой, слепленной из грязи и досок. Везде, где не хватило строительного материала, использовалось тряпье, которое успело подгнить и источало отвратительную вонь.
Атесса встретила гостей на пороге. Очевидно, там она проводила большую часть времени. Девушка сидела в дверях, перебирала дневную добычу — зерно, рассыпанное на рынке и сметенное в ладонь вместе с пылью и мусором. Она рассчитывала наскрести на чашку каши.
Она была высокой, немного мужеподобной, но, как установил Элаин, миловидной, особенно если ее умыть. Завидев брата, Атесса поднялась.
— Кого ты привел? — осведомилась она, поднося ладонь к глазам.
— Как видишь, четверых, — откликнулся он, горделиво выпячивая грудь.
— Что хотят?
— Не знаю.
Атесса подозрительно прищурилась, окинула взглядом последовательно всех троих. Элаин выступил вперед.
