— Смотреть в оба, — бросил Элаин. — Собственно, это все, что я хотел сказать.
— Ты мог сказать это с самого начала, — проворчал Фавиол. — Не обязательно было быть таким многословным.
— Иначе вы бы ко мне не прислушались.
И с этими словами Элаин отъехал от Фавиола. Молодой аристократ проводил его удивленным взглядом. Кем бы ни был этот странный командир отряда, а он, кажется, совершенно прав.
Орниш шел теперь пешком, постоянно ныряя лицом к тропе и что-то на ней вынюхивая. Он останавливался, жевал губы, озирался по сторонам, гримасничал, а затем давал знак отряду следовать за ним. Отряд передвигался медленно.
Ощущение опасности, нависшей над людьми, сгущалось с каждой секундой, хотя никто не мог бы в точности сказать, откуда она исходит и в чем заключается.
Фавиол готов был поклясться, что до того, как Элаин завел с ним странные разговоры, никаких дурных предчувствий ни у кого не имелось. Но стоило Элаину напустить ужасов и туману, как, словно по волшебству, явились и душевная тоска, и мурашки на коже, и холодок в спине.
«Набивает себе цену», — подумал Фавиол. Ему хотелось так считать. Тем не менее каждое мгновение убеждало Фавиола в том, что он заблуждается на счет молодого командира. И дело даже не в том, что Элаин был, кажется, совершенно чужд тщеславия и не нуждался в раздувании своего авторитета. Нечто неладно чуяли и слуги Фавиола, особенно его личный лакей: тот был страшно бледен, глаза его расширились, а пальцы непроизвольно сжимались на рукояти кинжала. Насторожились и орденские солдаты: Ликка сняла с плеча лук, а Васко обнажил меч.
Пейзаж вокруг оставался по-прежнему идиллическим, и это особенно сбивало с толку. Дыхание беды леденило кожу, а мир как будто бы совершенно не обращал на это внимания.
Вдруг Фавиол заметил, что над дорогой нависла странная, тяжелая тишина. Совершенно смолкли птицы, не жужжали насекомые. Слышно было, как бьется сердце, — кровь стучала в ушах, виски ломило, словно кто-то стискивал их железными пальцами.
Нет, Элаин ничего не выдумывал. Нежить, о которой он рассказывал, действительно близко. Нежить, которой каким-то образом удалось перебраться через текучую воду…
Дикий крик прорезал эту густую тишину. В первое мгновение он причинял физическую боль, но затем пришло облегчение: зло наконец-то явило себя, и теперь с ним можно сражаться.
Все произошло очень быстро, так что никто толком не успел отреагировать. Только что Орниш бежал по дороге, и вот уже он сидит на лошади позади одного из слуг Фавиола и вгрызается в его горло. Кричал второй слуга — лакей, который это и увидел первым. Несчастный конюх уже не в состоянии был издать ни звука.
