– Прости, Хорес, – быстро сказал симпосиарх. – Друзья, оставим афинян в покое, они были и навсегда останутся нашими врагами, особенно в этой войне, которую они развязали! Поговорим о более приятных вещах. Давайт-ка лучше я покажу вам новых…
– Погоди, Тритон! – сделав изрядный глоток золотистого хиосского вина, воскликнул Филон и обернулся к Хоресу. – Ну что ты скорчил такую гримасу? Что отворачиваешься от меня? Недоволен тем, что здесь бранят твоего сводного братца? Вот не думал, что ты питаешь к нему такие горячие чувства!
– Я питаю горячие чувства к тому, кто забрызгал соусом свою одежду и норовит забрызгать мою, – ледяным голосом ответил Хоре Евпатрид. – Причем настолько горячие, что боюсь обжечься, вот и отворачиваюсь от него.
– А? Что? – оглядел себя Филон. – Да ну, ерунда! И не затыкай мне рот, дорогой симпосиарх! – отмахнулся он от Тритона, который знаками пытался его утихомирить. – Лучше вели своему миленькому виночерпию налить мне еще вина, да разводи его поменьше! На мой взгляд, хиосское вообще не нужно разбавлять водой, это ведь не терпкое, как земля, вино эфесское! Лей, миленький очарователь! – поощрял он виночерпия, похлопывая его по заду, хотя юноша отстранялся с откровенным неудовольствием. – Еще лей! Я не могу найти утоления своему возмущению с тех пор, как узнал об этом святотатстве, которое учинил Алкивиад накануне отплытия на Тринакрию!
– Что-что? – воскликнул голубоглазый молодой человек, чье точеное лицо портили маленький подбородок и по-женски капризный рот. Сразу было видно, что он очень гордился своей внешностью и заботился о своей красоте: пудрил волосы, чтобы они казались светлее, и подкрашивал ресницы, так что они казались необычайно черными, длинными и круто загнутыми. – Что там еще учинил Евпатрид-старший?
– Ах, да отстань, Анатолий! У тебя не только ресницы на зависть женщинам, ты и сам любопытен, как женщина, – проворчал симпосиарх, виновато поглядывая на Хореса, однако Анатолий словно не слышал и продолжал требовать рассказа.
Поднялся шум. Те гости, которые уже знали эту и впрямь позорную историю да, к тому же, старались щадить чувства Хореса, уговаривали Филона угомониться. Однако остальные собравшиеся, которые, как и Анатолий, еще не успели услышать скандальную новость, требовали сообщить, что же произошло в Афинах.
Тритон бросил на Хореса извиняющийся взгляд и пожал плечами в знак того, что должен подчиниться большинству. Евпатрид-младший, впрочем, и бровью не повел и продолжал с угрюмым видом стряхивать со своего изумрудно-зеленого гиматия остатки бурного пиршества Филона.
