Селин в его честь завила локоны и сменила белое платье с воланами, которое всегда носила дома, на вечернее платье темно-красного муара, с открытыми плечами. Софи, присутствовавшая при одевании молодой женщины, была потрясена произошедшей переменой. До сих пор ее благодетельница виделась ей прелестной девушкой с гибким станом, гладкой кожей, сияющими глазами и густыми блестящими волосами. Прекрасная, свежая и полная жизни — как горный родник, как веточка дикой розы, покрытая росой.
Теперь же, прямо на глазах у Софи, муаровое платье, сложная прическа, румяна и драгоценности преобразили юную мать, наивную и непосредственную, во взрослую женщину — очаровательную, загадочную, с величественной королевской осанкой. Селин походила уже не на хрупкую розу, а на темно-красную камелию или пион.
— Видела? — прошептал Туссен, когда Селин медленно спустилась по лестнице навстречу гостю. — Вот такой была «божественная Варанс», ради которой обожатели были готовы на любые безумства.
Гражданин Маркиз поклонился, поцеловал руку крестнице, приветствовал обоих детей, и все сразу сели за стол. На этот раз стол был накрыт не в маленькой комнатке, а в большом зале со свечами в серебряных канделябрах, и Жан-Батист, призванный помогать Шарлотте прислуживать гостям, был в ливрее и белых перчатках. Софи, робея, сидела по правую руку от Гражданина Маркиза.
— Будь тут месье Эдуар, — снова зашептал Туссен, — будь тут месье Эдуар, мы бы не смогли сидеть за столом с хозяевами. А мне бы пришлось напялить эту дурацкую пеструю ливрею и стоять за стулом мадам, убирая тарелки или подливая вино.
За ужином разговор шел об успехах гражданина Туссена в учебе и о тех знаниях, которые еще следовало получить гражданке Софи, чтобы достичь уровня ее товарищей. К Селин крестный тоже обращался на «ты», но называл ее не «гражданка», а «моя дорогая».
Когда они закончили ужинать, Соланж снесла вниз Адель; малышка была сонная, теплая, прелестная и мягкая, как булочка только что из печи. Она тут же протянула руки к Туссену и пролепетала:
— Тусси.
Гражданин Маркиз поцеловал ее в лоб и сказал:
— Как она похожа на тебя, моя дорогая! Вылитый твой портрет в ее возрасте. К счастью, от англичанина в ней ровно ничего нет.
Селин тоже поцеловала дочку, и в эту минуту Софи увидела, что у нее в глазах блестят слезы. Селин их поспешно вытерла, а крестный не проронил ни слова.
— Будь добра, Софи, пойди с Соланж наверх и помоги ей уложить Деде, — сказала Селин. — Тусси, если хочет, может остаться в зале и поупражняться на фортепиано. Мы с крестным перейдем в зеленую гостиную. Нам надо поговорить, и я прошу не беспокоить нас ни по какому поводу.
