— Вот именно. Чересчур знаменита. Дело в том, что месье Эдуар — любимый племянник старой тетки, кузины его отца, богатой леди весьма строгих правил, которая никогда не согласится принять в родню балерину из Опера. Если она узнает, то перепишет завещание и все оставит другому племяннику. Поэтому, чтобы не навредить супругу, мадам Селин согласилась, чтобы брак был заключен тайно и признан в Англии только после смерти этой дамы.
— Она, наверное, очень его любит!
— Обожает! Лизетта, которая знала ее еще ребенком, говорит, что до него мадам не любила никого, хотя в театральном мире у артисток рано появляются любовные связи. Но и англичанин испытывает к ней величайшую страсть. Он готов на все, чтобы доставить ей удовольствие. У него ужасный характер, как ты могла заметить, но мадам Селин удается усмирять его, с нею рядом он как ягненок. «Не держи на него зла, Туссен, — говорит она мне, когда месье срывает свою ярость на ком-то из слуг. — Не думай, что мой Эдуар жесток. Он просто очень несчастлив».
«Несчастлив богатый и благополучный человек, сумевший завоевать вас? Человек, у которого в Париже прекрасный дом, а в Англии целый замок? Который владеет лошадьми и каретами, который объездил весь свет? — возражаю я ей. — Вы чересчур снисходительны, мадам. Что у него в жизни не так?»
«Не знаю, — отвечает она. — Не знаю. Есть что-то в его прошлом, в его воспоминаниях, что причиняет ему боль. Я много раз просила его рассказать, поделиться, позволить мне утешить его. Сегодня в моих объятиях ему ничто не угрожает, вот что я ему говорю. Неужели моей любви недостаточно, чтобы защитить его от призраков? Но Эдуар не хочет рассказывать о своем прошлом. „Я родился в тот день, когда ты согласилась выйти за меня замуж“, — говорит он».
Софи слушала, раскрыв рот. Ей казалось, что она читает роман из тех, что так нравятся ее матери. Как же сложна и романтична жизнь обитателей бульваров! А она-то думала, что все они счастливцы, довольные судьбой!
Зато Туссена эта история нисколько не умиляла.
— Если все, кто когда-то испытывал боль, будут требовать, чтобы за это расплачивались другие, тогда что прикажете делать нам, рабам? — заметил он. — По-моему, у месье Эдуара это не более чем предлог для оправдания собственной жестокости и себялюбия. Когда он женился, он знал, что мадам Селин артистка, а не девица, только что покинувшая монастырскую школу, и что благодаря знакомствам крестного она вхожа в высший свет Парижа. И все-таки, стоит какому-то аристократу или актеру поздороваться с нею в театре, стоит ей получить приглашение на концерт за подписью самого композитора — месье устраивает ужасную сцену ревности. А потом, чтобы заслужить прощение, забрасывает ее дорогущими подарками: кашемировыми индийскими шалями за три тысячи франков, фламандскими кружевами, драгоценностями… моей хозяйке достаточно молвить слово, и любое ее желание исполняется. «Но мне совсем не хотелось иметь раба, Туссен, — сказала она, когда я оказался в их доме. — Я не одобряю рабства, хочу, чтобы его отменили, это варварский обычай. Ты всего лишь мальчик, и мне очень жаль, что тебя привезли в такую даль из твоих краев».
