Окруженная любовью и всеобщим вниманием, Адель легко могла бы сделаться маленьким деспотом, если бы Гражданин Маркиз не призвал ее мать, прислугу и своих учеников выполнять обязанности взрослых по отношению к ребенку — не убедил бы Селин внушить дочери такое же уважение к окружающим, с каким они сами относились к ней.
Девочка считала Туссена и Софи своими старшими братом и сестрой, Селин тоже называла их своими взрослыми приемными детьми.
Туссен рос, и у него начал ломаться голос. Он стал высоким стройным юношей, но, в отличие от Мориса и Максимильена, долговязых и покрытых прыщами, сохранил свою шелковистую кожу и гармоничность движений, что дало повод Анжелике сказать однажды: «Ты как пантера из черного бархата. Мне бы хотелось написать твой портрет: ты среди непролазных джунглей, склоненный над спящей цыганкой».
С каким огорчением Софи наблюдала, как постепенно распадается компания учеников Гражданина Маркиза!
Первой оставила школу Олимпия. Когда ей исполнилось восемнадцать, бабушка Олимпии заявила, что настало время ее внучке совершить Grand Tour — великое путешествие по странам Европы, частично Малой Азии и Северной Африки, которое подобало совершать каждому дворянину в сопровождении гувернера. И если отпрыски мужского пола самых богатых семейств его совершают, то, заявила мадам Женевьева Сулиньяк, почему и девушкам не делать то же самое? В том же самом году, будто в ответ на ее слова, Теофиль Готье, писатель с меровингскими локонами до пояса, который во времена битвы за «Эрнани» носил алый жилет, опубликовал свой первый роман «Мадемуазель де Мопен», в котором рассказал, к возмущению добропорядочных буржуа и святош, о приключениях певицы, в действительности жившей во времена Короля-Солнца, Мадлен д’Обиньи, которая любила одеваться в мужскую одежду, скакать верхом, биться на дуэлях и влюблять в себя мужчин и женщин. В сопровождение Олимпии вместо гувернера бабушка выбрала вдову-англичанку лет тридцати, прославившуюся тем, что совершила с мужем рискованное путешествие в Тибет. Само собой разумеется, путешествовала она в мужской одежде.
Прощаясь с подругой, маленький Антуан плакал.
— Ты забудешь меня, гражданка. Обещай, что не выйдешь замуж, пока мне не исполнится шестнадцать.
Олимпия не смогла сдержать обещание, но, как с грустью думала Софи, не по своей вине. Антуану так и не исполнилось шестнадцати. Ему было девять, когда отец заставил его работать слишком близко к печи, Антуан упал туда и получил тяжелейшие ожоги. Спасти его не удалось — даже при помощи дорогостоящих мазей, которые Гражданин Маркиз заказал для него в Константинополе и которые каждый день лично ходил накладывать на воспаленные раны мальчика.
