Не только Полина получила обещанное лиловое платье, Софи тоже выбрала себе атласное голубое платье из гардероба Анжелики. А сама Анжелика решила надеть напудренный парик и старинную мужскую одежду с белым кружевным жабо — то и другое носила Олимпия в двенадцать лет.
Максимильен предложил Антуану костюм из зеленого бархата на русский манер с высоким расшитым поясом. Морис попросил у Туссена его экзотическую ливрею, которая походила на костюм из средневековой оперы, а ему дал взамен парадную форму, которую ему самому сшили годом ранее для военного училища. Единственной, кто ничего не мог взять у товарищей, была Олимпия: она уже выглядела как взрослая. Но и ей хотелось поучаствовать в общей игре. Поэтому, по предложению Селин, которая с интересом следила за общим маскарадом, Олимпия переоделась в настоящее вечернее платье — то самое темно-красное муаровое, которое так нравилось Софи, — и впервые в жизни облачилась в корсет, от которого снизу расходилась сетка из лент и китового уса, поддерживавшая кринолин.
— Ты очень красивая, гражданка, — серьезно сказал ей маленький Антуан. — Ты согласишься выйти за меня замуж, когда мне исполнится шестнадцать?
Утром двенадцатого марта Туссен проснулся с сильнейшей головной болью. Он плохо спал, кашлял и не мог дышать. Горло распухло, глотать было невыносимо. Он сделал попытку встать, но пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за кровать. Поднес руку к щеке и почувствовал, что она пылает, хотя его трясло от холода.
«Кажется, я сильно простыл», — подумал он. В это время года такое уже с ним бывало. Старый доктор объяснил ему, что все, кто родился и вырос в более теплом климате, плохо переносят сырость парижской зимы и ему надо беречься простуд, потому что так недалеко и до чахотки.
Он снова лег в постель и закутался в одеяло. За стеной, отделявшей его комнатушку от коридора, он слышал шуршание щетки — это Шарлотта делала утреннюю уборку. Он постучал кулаком в стену.
— Что это ты до сих пор лежишь, лентяй? — сварливым тоном спросила горничная, врываясь в комнату и распахивая окно.
— Закрой, пожалуйста, и позови Софи, — едва слышно прохрипел Туссен.
Шарлотта с тревогой пощупала ему лоб.
— Да ты горишь! — воскликнула она. — Тут не Софи надо звать, а предупредить мадам.
— Умоляю, не говори ей! У нее сегодня такой важный день, ей нужно быть спокойной. Если она о чем-нибудь спросит, скажи, что я пошел в школу.
— Ты прав. Но мы скажем Жан-Батисту, чтобы заехал за доктором, когда отвезет мадам в театр.
