На этот раз Соланж промолчала. Она молча взяла на руки Адель, которая закончила есть, и унесла ее наверх.
Вечером, узнав о последних событиях, Гражданин Маркиз горячо поддержал крестницу.
— Эдуар не должен думать только о себе. Если бы он оставил тебе адрес, он мог бы возмутиться, что у него не спросили разрешения, но он же… Да и рано беспокоиться, моя дорогая. Месье Тальони, как ты говоришь, еще не сказал окончательно, получишь ли ты роль. Подождем его решения. И если ты ее получишь, значит, это судьба… — При этих словах на лице крестного появилось суровое выражение. — Послушай меня, ты вовсе не обязана возвращаться на сцену. Это решаешь ты сама. Ты всегда говорила, что будешь танцевать, с первого же дня вашего брака. Если твой Эдуар сделает вид, что не знал об этом, он лицемер. Неизвестно было только то, когда ты это сделаешь. Так вот, если судьба и месье Тальони пожелают, ты вернешься через две недели.
— Возможно, в марте месье еще не приедет, — осмелилась открыть рот Софи. — Возможно, он не узнает…
— Возможно, — согласился Гражданин Маркиз. — Но в таком случае ему скажет об этом сама Селин. Браки, девочка, как и любые другие отношения между честными людьми, не могут держаться на лжи и уловках.
Два дня спустя месье Тальони решился и попросил Жоливе сообщить ученице, что берет ее в труппу на роль одной из сильфид.
Селин сияла от счастья. Последнее препятствие, кормление Адели грудью, тоже неожиданно исчезло. Один из арендаторов крестного привез наконец хорошенькую белую козочку с раздутым от молока выменем, которую Софи немедленно окрестила Джали — так звали дрессированную козочку Эсмеральды из любимого романа девочки.
Держали ее в саду, и Джали нахально объедала не только траву с лужайки, но и цветы с клумб. Когда для Адели наступало время кормления, Джали приводили в дом. Старый доктор потребовал, чтобы всякий раз, как коза приближается к девочке, ей обязательно мыли копыта и вымя водой и мылом. В первый раз Адель на руках у Соланж с большим любопытством рассматривала животное, протягивала ручки к рогам и смеялась над ее блеяньем. Потом посмотрела по сторонам, ища мать, но Селин по совету Готтон оставалась в самой дальней комнате дома.
— Так будет проще и вам, и ребенку, — сказала старая служанка.
Тогда Адель повернулась в сторону любимого друга.
— Тусси? — сказала она вопросительным тоном.
Туссен сделал знак Соланж, чтобы она опустила девочку на пол, между ног козочки, встал на колени рядом с ней и терпеливо показал, как ухватиться за сосок Джали, которая спокойно стояла на месте, будто понимала, чего от нее ждут.
