— Ни цветов, ни гостей, ни брачных объявлений, ни чаевых прислуге?.. Да, жаль! — согласился посыльный.
— Вы правы. Мы с Жан-Батистом, разумеется, получили подарки, а вот остальные… — По тону Шарлотты было ясно, что больше никому подарков не досталось. Впрочем, она тут же рассмеялась, вынула из кармана фартука монету и вложила в руку посыльного.
— Десять су в другой раз. На этот раз сколько есть.
В записке, приложенной к цветам, мистер Мейсон благодарил Селин за прекрасный вечер и снова просил прощения за свою назойливость и за незнание парижского этикета. Он также просил мадам передать мужу, по его возвращении из Англии, смиренный поклон посетителя с Ямайки, который надеется познакомиться с ним при первом удобном случае.
— Напрасно с ним обошлись так сурово! — пожалела его Селин, расставляя цветы в хрустальной вазе.
Впрочем, она решила не говорить мужу ни о мистере Мейсоне, ни об остальных посетителях, которых принимала в его отсутствие.
Шли дни. К большому облегчению Туссена, Софи, всей прислуги и Гражданина Маркиза, хозяин дома по-прежнему пребывал в туманной Англии и, как обычно, не давал о себе знать.
Его отсутствие на бульваре Капуцинов печалило одну только Селин. Софи часто заставала ее, с покрасневшими глазами и несчастным лицом, перед портретом мужа.
— Знаю, что мне нужно стараться ради Адели, ради вас, ради крестного, который так добр ко мне. Но как же мне трудно выносить такое долгое, такое непроницаемое молчание. Знаешь, девочка, ведь Эдуар не просто предупредил, чтобы я не ждала от него писем; он и мне запретил ему писать. Он боится, что мое письмо попадет в руки этой его ужасной тетки, поэтому не оставил мне даже своего адреса. А вдруг что-то понадобится, а вдруг Адель… Господи, помилуй! Как с ним связаться, непонятно.
«Как же вы можете любить такого холодного, эгоистичного человека!» — хотела сказать Софи, но не осмелилась.
К счастью, дни Селин были наполнены делами, так что грустить ей было некогда. Теперь по утрам, когда воздух становился теплее, а на деревьях и кустах раскрывались почки, она уезжала в карете в Булонский лес с Соланж и малышкой, которая подрастала и говорила все больше и больше новых слов.
После обеда наступал час месье Жоливе, а также занятий фехтованием, декламацией, музыкой, итальянским языком. Селин лишь изредка удавалось выкраивать время, чтобы ходить на улицу Пельтье на репетиции «Сильфиды».
Софи между тем была поглощена учебой. Гражданин Маркиз подготовил для нее весьма насыщенную личную программу обучения, которая должна была всего за несколько месяцев вывести ее на один уровень с товарищами. Самым трудным предметом для Софи оказался английский язык. Тогда учитель поручил Туссену, знавшему английский очень неплохо, ежедневно прочитывать вместе с нею по нескольку страниц из английского романа под названием «Нортенгерское аббатство».
