Революция и война перебили здоровых людей. Под столетним дубом сидели белобородые старики, помнившие если не крещение Руси, то крепостной строй наверняка.
Набитый жильцами, не ладившими между собой, без присмотру и хозяина, дом гнил и расползался на глазах. Парадный подъезд давно забили досками. Боковая дверь, куда поминутно входили и выходили люди, висела на одной петле и жалобно стонала, когда ее отпирали злобным пинком.
Фасад дома смотрел на площадь с церковью Покрова Пресвятыя Богородицы, особо чтимой стрельцами и превращенной в склад и клуб. Задний двор с сараем и конюшней, где дед держал жеребца, круто спускался в овраг с густым, одичавшим садом. Забор почернел и покосился, калитка едва держалась.
Горбатую землю, не приспособленную к футбольной игре, я не любил, с братьями и сестрами не дружил и у деда бывал редко.
Однажды в базарный день я заночевал у деда. Не спал, а ждал приключений. Дед приехал поздно, запалил керосиновую лампу с закопченным стеклом, опорожнил свой саквояж, набитый щипцами, ножами и пузырьками. Резать и холостить меня он не стал, чему-то ухмыляясь, завалился на грязный топчан.
Ночью он встал, зажег лампу; из-под подушки достал сверток, замотанный пеньковой веревкой, принялся что-то пересчитывать и перекладывать.
Участие в преступном сообществе!
После смерти деда свертка не нашли.
Что перекладывал Сергей Миронович Воробьев? Ценные бумаги? Валюту?
Помню, аккуратный москвич 51 ков Миронович заглянул к нам на Болото. Земля глубоко вздыхала после зимней спячки. За оградой крякали довольные утки. От луж валил пар. Играло весеннее солнышко.
— Клавдия Васильевна, — ласково ворковал московский дед, — сын умеет рисовать, но необходим московский диплом для чистого места. Привозите его в Москву, попробуем устроить в ученье.
От брани и ласки мать одинаково бросало в слезы.
Опрятный дед в пиджаке и брюках навыпуск одарил меня пряником, матери сунул деньги и укатил в Москву.
Горшка с червонным золотом не нашли, но легенда продолжала жить в нашем клане. В 1951-м, после похорон деда Мироныча, полы в его подвале были варварски вскрыты. Видно, что искали сокровище, но кто и когда, никто из жильцов не признался.
Мы дождались попутный товарняк, побросали тюки в открытую платформу, сели сами и двинулись на Украину.
Дядя Вайя Абрамов солидно сидел на мешке с примусными иголками. Тетя Вера, тетя Нюра и мы с матерью приткнулись друг к другу.
Я знал содержание сказок братьев Гримм в красивых иллюстрациях, «Белоснежка», «Золушка», «Красная Шапочка». Там были диковинные замки, волки, глухие леса, совсем как в Брянске, и никаких полей и просторов. Здесь же с платформы товарняка открывался горизонт без единого дерева. Я с удивлением смотрел на десятки километров свекольных полей с белоснежными развалинами дворцов благородных, греческих пропорций.
