Легко представить гнилую весну Полесья, батарею русских трехдюймовок в мокром леске и как двадцатилетний фейерверкер Никита Губонин, зажмурив глаза, дергает орудийный шнур.
Потом посыпались бесконечные митинги, фронтовые комитеты, падение царя, повсеместное дезертирство и мятежи.
Несмотря на драку в столицах и незаконный захват власти большевиками, русский фронт держался, храбро отражая атаки неприятеля. Позорное перемирие и смену власти артиллерист Губонин прожил в батарее безвыездно.
Генерал А. А. Сомойло присягнул большевикам. Ему следовал и прапорщик Губонин. Их дивизион перебросили в Брянск. Попав в гущу революции, юный прапорщик не пропускал собраний, впопад и невпопад поднимал руку и учил прописные лозунги коммунизма, понятные безграмотной солдатской массе.
До него дошли вести о казни родителей, но не сломали новых убеждений. Он верой и правдой служил новому начальству.
Седьмой пункт — семейное положение? — «женат на гражданке г. Харькова Софье Алексеевне Прилуцкой. Дочь Татьяна с августа 1924 г.».
В Крыму, на Перекопе, его ранило. Он отлежался в Севастополе и получил награду — орден Красного Знамени. Приказ РВСР за № 115 от 5 мая 1922 года.
Из послужного списка:
«Вступил в исполнение обязанностей начальника артшколы в г. Харькове, при Командвойскукр 233».
В 1925 году, летом, Никита Губонин появился в родном Брянске, в новой шинели до пят и офицерской фуражке с красной звездой.
— То ли пристрастился к охоте на уток, то ли отчий корень тянул, — вспоминает его напарник по охоте, мой дядя Иван Абрамов.
Брянское Болото — ненадежный памятник дедовской цивилизации — постепенно расширялось. В 1.928 году по строили дом и нам, Воробьевым, настоящий, сосновый дом брянской архитектуры. Пятистенка в пять окон, с русской печью и резным крыльцом. Топились дровами и пекли хлеб. Перед домом протоптали дорогу с запахом конского навоза и отцовского бензина. Ее назвали улицей Коминтерна.
Несчастные крестьяне, спасаясь от грабительских поборов и реквизиций, копали землянки и балаганы в сырой и вонючей земле.
В голодный 31-й год родилась дочка Мария или, по-брянски, Маня. Мой отец, большой любитель праздников, где-то пропадал. Шурка бренчал на балалайке. Швейный «Зингер» матери спасал семью от голодной смерти. В одежде нуждались фабричные мужики и руководящие дамы партии и комсомола. Мать обшивала всех. Чудодейственный «Зингер» работал как заводной много лет и захирел лет через тридцать.
