Илья вскочил.
— Спасибо, бабушка. Без лимона.
Его не очень грела мысль обращаться за помощью к отцу, но сейчас был не тот случай: он загнан в угол. Сию минуту ему вдруг захотелось его поддержки, совета; он чувствовал, что без отца не справится с ситуацией. Рассказать всё матери — это значит слезы, истерика. Он бы рассказал деду, но у того и так было уже два инфаркта. Бабушка вообще могла хлопнуться в обморок.
Оставался только один близкий человек, который был способен повлиять на ситуацию. Илья понимал, что над ним нависла смертельная опасность. Те, что экспроприировали у него деньги в подъезде, и те, что караулят его в машине, — разные ребята. И зачем его ждут не дождутся, становится ясным в свете того, как закончил свой небольшой жизненный путь бармен Ваня, давший показания. Конечно, можно было бы позвонить в полицию, этому хмурому капитану, но где гарантия, что информация каким-то образом не дойдет до этих ребят, что пасут его? Илья свет не включал, хотя его спальня находилась на противоположной стороне Пушкинской и выходила в квадрат домового колодца. Дед и бабушка были предупреждены, что его нет дома. Осторожно выглянув в сумерки, он увидел, что девяносто девятая по-прежнему стоит на своем месте.
«А может, это менты, — вдруг осенило его, — и я у них вроде наживки? Вроде червячка на крючке: вдруг какая рыба клюнет. Может, все же позвонить капитану, прояснить, спросить напрямик: “Ваши ребята? Я их вычислил, грубо работают». И что тогда? Наверняка кто-то сливает информацию налево. Нет, нужно валить из этого города — чем быстрее, тем лучше».
Включив комп, он вышел в скайп; тут же поползла информация, кто его домогался, кому он нужен. В основном по редакционным делам, а также вопли, что он давно не заглядывал в соцсети.
Отец вышел на связь не сразу. Наконец на экране показалось его лицо, несколько помятое.
— Ты смотрел на часы?
— Прости, отец, что-то я и вправду запамятовал…
— Что-то случилось? — отец потер переносицу. — Или так, поболтать? Молодец, конечно, что вспомнил.
Этот чуть ироничный тон отца по отношению к нему всегда выводил Илью из равновесия, но тут он стиснул зубы: сам виноват. И сразу же внутренний голос саркастически заметил: «Давно ты не был таким самокритичным, обычно виноваты другие».
Отец поморщился.
— Раз уж разбудил, потерпи чуток: я себе кофейку сварю. Ты, надеюсь, не против? Помнишь, как когда — то: ты у себя крепкий чай с лимоном, а я у себя кофе? Лады?
