Иногда я чувствовал себя «Дедом Панасом». Был на Украине такой легендарный телевизионный персонаж — седоусый дедушка в вышиванке, читавший в советское время по вечерам сказки для детей в передаче «Вечерняя сказка». Совсем как «тётя Валя» Леонтьева в программе «Спокойной ночи, малыши» на центральном советском телевидении.
Вот и я, как Дед Панас, рассказывал сокамерникам подробности из политической жизни, в том числе и закулисной, которые знал в силу своей работы. На меня смотрели с уважением, в том числе и потому, что я повидал не только Украину, но и мир, бывал за границей. В то время как, по статистике, еще четыре года назад 72 процента украинцев никогда не выезжали за пределы не только страны, но даже своих регионов. За рубежом же бывали не больше 10–15 процентов — поездки на заработки в Россию и Европу не в счёт.
У большинства моих сокамерников не было такого жизненного опыта, таких впечатлений, как у меня, и это придавало мне особый статус в четырёх тюремных стенах. Как и то, что кроме меня в камере было всего два человека с высшим образованием — причём оба с высшим военным. Один — местный военком из области, совершивший ДТП. Другой — в прошлом майор еще советской армии, россиянин Игорь Тарасюк, приехавший в Херсон за своей женой. С Игорем мы подружились, он производил впечатление истинного офицера, человека долга и чести. Общение с ним хорошо на меня действовало, помогало переносить тяготы тюремного быта.
Интересовались мной и люди из так называемого блатного мира. Они почти сразу предложили мне свою помощь. Со «смотрящим» по херсонской тюрьме я разговаривал буквально через две-три недели после своего прибытия туда. Он спросил, как вообще, есть ли проблемы в камере, что нужно — чай, сигареты, продукты. Как здесь принято говорить, «курить-варить» — если что, скажи, поможем. Некоторые из этих людей считали меня крымчанином — ведь обвинен в пособничестве «за Крым», а «мы крымских не бросаем». Я не всегда мог понять это внимание к моей персоне со стороны столь разных фигур, но, видимо, эти люди тоже смотрели телевизор, они обо мне знали. И тоже отнеслись ко мне с сочувствием, выразив его так, как принято в их среде.
Находясь 10 месяцев на крошечной площади с одними и теми же людьми, не имея возможности куда-то уйти, уединиться, выстраивая отношения с разными людьми, я понял одно: главное в тюрьме — терпимость, спокойствие и юмор. Эти качества позволяют продержаться в любом коллективе, даже состоящем из тех, кто обвинен в убийстве, разбое, мошенничестве, других преступлениях.
