Моральное давление на украинскую власть было столь сильным, что стены, за которыми меня держали, казалось, должны были рухнуть. Неслучайно, когда я вышел на свободу в августе 2019-го, украинский «эксперт по СМИ» Наталия Лигачёва с горечью констатировала, что «Украина пошла на уступки России и полностью выполнила условия Кремля». Заодно и посетовала, что «многие международные журналистские организации неадекватно оценивают ситуацию в Украине, не видят, что российская пропаганда завоевывает мир и в том числе западные международные организации, которые вскоре тоже рискуют оказаться жертвами России».
Возможно, расстрою украинских «экспертов», но практические все представители международных журналистских и других организаций, с которыми я встречался уже после освобождения, оказались абсолютно адекватными людьми.
И Арлем Дезир, представитель ОБСЕ по свободе СМИ, и Дуня Миятович, комиссар Совета Европы по правам человека, да и многие другие журналисты и общественные деятели, с которыми я встречался в Европе, — никто из них не увидел во мне «российского пропагандиста». Да и на потенциальных «жертв России» эти люди походили мало — скорее, они просто искренне были рады освобождению журналиста, моему освобождению…
Я бесконечно благодарен всем, кто год с лишним боролся за мое освобождение. Теперь я точно знаю, что солидарность — это не просто слово, это реальные действия.
Город Херсон я впервые увидел из окошка автозака. Никогда раньше не бывал в этих краях. Маршруты моих поездок по Херсону были одни и те же — из тюрьмы в суд, городской или апелляционный, и обратно, то есть города я толком не видел. Возили меня не в классическом автозаке с решётками на окнах и клетками внутри, где возят обычных зэков. Я ездил в микроавтобусе «ПАЗик» (его ещё на жаргоне называют «таблеткой») собственности того же СБУ. Конвой тоже был из СБУшников.
О книге Пикуля «Фаворит» я уже говорил — нашёл её на полке в камере. Там как раз описывалось, как Потёмкин осваивал Новороссию, строил Херсон. Говорил я и о том, что главной пыткой в камере была «пытка украинским телевидением». Но в этой пытке имелась одна отдушина — местные вечерние новости. Как шутили мои сокамерники, жители Херсона и области, это «самые лучшие и добрые новости в мире». В них об этом крае рассказывалось только хорошее.
Теперь я мечтаю когда-нибудь приехать туда и посмотреть этот город уже не из окна автозака. Тогда я Херсон так и не почувствовал, не узнал, зато мне очень много о нём рассказывали. Херсон стал для меня просто мифологическим местом. То, что видел из окна автозака, и то, что пришлось услышать от сокамерников-херсонцев, отличалось как земля и небо над тюремным двориком, на которое я смотрел во время ежедневных прогулок.
