Мерлин | страница 33



— Скоро снег. Уйдем в другой дом, фейн-брат.

— Когда? — Отчаяние, подобно тошноте, подкатило к горлу.

Вриса пожала плечами.

— Скоро. До снега.

Ну разумеется, я должен был догадаться: Обитатели холмов не могут долго оставаться на одном месте. Почему-то я не подумал, что скоро придет пора перебираться на север, в зимнее жилище.

— Отведите меня к ним, — сказал я. — Мне надо их видеть.

Вриса нахмурилась и повернулась к Герн-и-фейн. Та легонько покачала головой.

— Нельзя, — отвечала она. — Люди-большие приберут дитя-прибыток.

В их языке нет слова «украсть», они говорят «прибрать», и, надо сказать, сами изрядные мастера прибрать то, что плохо лежит.

— Я был человек-большой, прежде чем стать фейн-братом, — сказал я. — Мне надо попрощаться.

Они удивились. Для них не существует прощания и разлуки — даже смерть не воспринимается как окончательное расставание. Просто человек отправляется в путь, как, скажем, на охоту, и может в любой день вернуться в ином теле.

— Что значит «по-про-ща-тя»? — спросила Вриса. — Не знаю такого.

— Надо сказать им, чтоб прекратили поиски, — объяснил я. — Ушли из кривой балки и вернулись домой.

— Нет, Мирддин-прибыток, — радостно успокоил Элак. — Люди-большие скоро кончат искать. Скоро уйдут.

— Нет. — Я вскочил на ноги. — Они мне фейн-братья, родители. Они никогда не бросят искать дитя-прибыток. Никогда!

Их представления о времени были очень неопределенными. Мысль о нескончаемом действии оказалась выше их разумения. Вриса только покачала головой:

— Не знаю такого. Ты теперь фейн. Дар Сокольему народу от Родителей.

Я согласился, но сдаваться не стал.

— Да, я ваш дар. Но я должен поблагодарить фейн-братьев, что стал человеком Сокола.

Это они поняли — кто же не хочет стать человеком Сокола? Любой будет безмерно благодарен за эту честь и непременно захочет выразить свою признательность. Да, они понимали, что я захочу сказать «спасибо» бывшим фейн-братьям.

Более того, они увидели в этом знак моего взросления.

— Это хорошо, Мирддин-брат. Завтра поблагодаришь Родителей.

— И фейн-братьев, — не отступался я.

— Как же ты их отблагодаришь? — с подозрением спросила Вриса. Она учуяла подвох, ее темные глаза настороженно сузились.

Надо было отвечать с видом полнейшей невинности, иначе она отказала бы наотрез.

— Я верну им одежду.

Это тоже звучало понятно. Людям, не умеющим прясть, не знающим утка и основы, тканая одежда представлялась огромной ценностью. Врисе было жалко упускать из рук одежду-прибыток, но она понимала мое желание: если невозможно вернуть меня, прежний фейн будет рад получить в утешение такое хорошее платье.