Крылатый пленник | страница 26

Короткое путешествие в том же автомобиле по вымершим улицам… и загремели засовы некогда знаменитого Орловского централа. Узкая каменная лестница привела на второй этаж. И вот – глухая камера со сводчатым потолком, толстая чугунная решётка на крошечном окошке, глазок в двери… Двое – в каменном мешке! А в оконце уже снова мелькают вспышки разрывов, бомбовые удары тяжко потрясают тюрьму, вздрагивают метровые стены; ночная тьма наполнена низким басом моторов, уханьем бомб, молниями военной грозы.

Вот как окончился для двух советских пилотов день 8 июня 1943 года.

До утра советские бомбардировщики утюжили аэродромы, базы и тыловые склады немцев под Орлом, на станции и в пригородах. Оба заключённых в камеру лётчика не заснули ни на один час. Сначала в сердцах жила ещё какая-то нелепая надежда на спасение: вот ударит бомба, развалит стены, сорвёт железные двери, вышибет решётку. В панике тюремщики побегут с постов, бросая оружие. Подхватить, напасть на солдат, освободить остальных узников, ударить по гарнизону, вернуться к своим… Им было обоим по двадцать лет, лейтенанту и младшему лейтенанту!..

Утром убедились, что Орловский централ устоял, и немецкая охрана ещё не бросила оружие. Ведущий и ведомый стали совещаться, как вести себя на допросах. Решили: помнить присягу, блюсти военную тайну, попытаться обмануть врагов, наврать номера частей, а коли спросят дислокацию, то назвать только хомутовский аэродром, отлично известный немцам и не раз ими атакованный.

Рассвело. Грохот бомбёжки стих. В окно потянуло холодком и гарью. И зачирикали воробьи. По орловской тюрьме раскатывалась немецкая речь. Через глазок время от времени заглядывал немецкий корпусной. Это было непостижимо и всё-таки… это было!

Когда взошло солнце, Вячеслава первым повели на допрос. В канцелярии за чисто прибранным столом восседал молодой розовощёкий лейтенант, адски шикарный. Фуражка заломлена, на маленьких жёлтых погонах немецкая «чайка», их лётная эмблема. К стене прислонён лакированный стек с ремённым ушком. Пара жёлтых перчаток брошена на краю стола. Поперёк стопки чистой бумаги лежит немецкая ручка. Офицер небрежно покачивался на стуле, а рядом с ним стоял переводчик, почти мальчик, одетый в немецкую военную форму. С первых его слов Вячеслав понял, что и этот переводчик – не фриц, а изменник, отщепенец из советского общества. Он был бледен и волновался гораздо сильнее, чем пленный пилот.