— Артюхова говорит, у него «Никон» был? — вдруг спросил Климов у Кравца.
Старлей кивнул.
— Но ведь это дорогая игрушка, с ней профессионалы только шастают. Он что, действительно фотограф?
— Судя по тем фотографиям, которые нам показывала Артюхова, он крепкий профи.
— Значит, надо искать фотографа с дурными наклонностями. Грязного педофила. Придется завтра прошерстить все фотоателье, фотосалоны, Дом фотографии, показать снимки этого виртуоза мастерам своего дела, они же должны по почерку знать каждого. Тогда можно предположить, что наш потрошитель долго скрывал свою профессию, но тут, увидев мальчишку, испытал жуткую похоть, не выдержал и раскрыл себя. Как такая версия?
Несмотря на шапку, теплую дубленку и сапоги, Кравец пританцовывал от холода, морщился от злого ветра, теребя время от времени мочки ушей, но в теплый подъезд из-за капитана тоже не уходил. Выслушав версию Климова, старлей состроил кислую гримасу.
— Что, не нравится?
— Ты понимаешь, когда она рассказывала, ну, воспитательница эта, как маньяк снимал ребят, как ерничал, веселился, что-то не очень это вяжется с серийным убийцей-психопатом, — заметил старший лейтенант. — На нем уже три трупа, а он под дурачка работает! До тебя это доходит?
— До меня бы сейчас стакан граненый дошел с заветной жидкостью! — отозвался Климов. — Все мозги выморозило, ни хрена не соображаю! Да, кинули нам подарочек под Новый год! Полковник этот еще со своими зубами, мать его так! Если я этого сукина сына найду, я до суда дело доводить не буду! Я башку этой скотине продырявлю! Представляю, как Нинка там с ума сходит! Баба совсем недавно этого мальца усыновила и была самой счастливой! Нет, я точно его пристрелю, попадись он мне только, этот сукин сын!
Она искренне хохотала взахлеб, наблюдая, как фотограф показывает подслеповатого, неуклюжего журавля-интеллигента, в меру грустного и рассеянного, который ест салат оливье, обнюхивая и пробуя отдельно каждый кусочек. Сашка задыхался от счастья и радости.
— Да вам надо было в актеры идти, у вас талант! — восхищенно приговаривала Нина, хлопая в ладоши.
— Да бросьте, какой из меня актер, — отмахивался Смирнов, — это так, чтобы потешить публику. Моя жена часто грустила: маленький город, никаких развлечений, даже театра, и вот зимними вечерами я наряжался в какой-нибудь костюм и пел романсы. У меня неплохой голос. Хотите, я спою?
Нина пожала плечами, взглянула на Сашу. Тот смотрел на отца завораживающим взором.
