Крик птицы | страница 27



В творчестве «Песняров» застой. «Консерваторцы» подумывают об уходе. Запись в дневнике Паливоды: «Античный репертуар. Прихлопывая и притопывая, хотя и заметно прихрамывая, исполняем “Каляду” — испытанную палочку-выручалочку. Выглядим как-то по-стариковски».

Правдива истина, что разумны бываем «задним умом». Как жаль, что из трёх снятых и смонтированных номеров в фильме «А также цирк», остались только два: «Марыся» и в финале «Каляда». А сатирический номер «И как тут не смеяться?» был вырезан, потому что там перечис­лялись паны со всеми их недостатками, очень и сегодня узнаваемыми, решена была эта песня так: музыканты брали болванки, на которые на­тягивали парики, а там нарисованы рожицы всякие — и они пели, как бы соотносясь с этими «персонажами»: «Вось пан спяшыць на тройцы, упражка зіхаціць, і конікі памыты, і панскі лоб блішчыць, на цэлы свет з пагардай глядзіць дзікім казлом... А быў жа ён нядаўна авечак гандляром!» Как пролезают в «паны» — наверное, это вот не понравилось — и номер у нас вырезали. Вырезали — но что мне быть бы тогда немного умней? Взять бы его, положить в портфель и сохранить до сегодняшнего дня. Так нет! Я рассердился и швырнул и плёнку с изображением, и фо­нограмму в мусорную корзину в монтажной. Сейчас думаю: как глупо. Короче, опять ножницы прошлись по Купале! А через четыре года будет закрыт на взлёте проект моего фильма «Гусляр». Но до этого «Песняры» снимутся в моей же двухсерийной игровой картине «Комедиант», а Му­лявин напишет музыку и напоёт несколько песен. И там всё же прозвучит его песня с едким купаловским текстом «И как тут не смеяться?» — тогда грянет время перестройки, и уже будет можно и про панов.

***

Вожди, словно сговорившись, с 1982 по 1985-й умирали каждый год: Суслов, Брежнев, Андропов, Черненко.. Даже анекдот был. На теле­экране диктор, сообщая о смерти последнего Генсека, еле сдерживается: «Дорогие товарищи, вы, конечно, будете сейчас смеяться, но дело в том, что и товарищ Черненко тоже умер». Советский народ хоть с помощью смеха старался не выглядеть посмешищем XX века в глазах «всего про­грессивного человечества».

Тогда же, в начале 84-го, у поэта Валентина Тараса раздался звонок.

ВАЛЕНТИН ТАРАС: «С вами говорит Мулявин. Знаете такого? Хочу с вами встретиться». Я говорю: «Владимир Георгиевич, если вы хотите песен, то “их нет у меня”». «Дело в том, — говорит Мулявин, — что мне попала в руки ваша книжка “Две тетради”, я прочитал».