Тело «грязное» по своей природе: все его отверстия производят грязь – это материя, которая выходит за его категориальную границу, которая оскверняет автономность тела, а следовательно, опорочивает и его чистоту как категорию. Угрожая уничтожить универсальную категорию «тело», грязь также угрожает лишить смысла категорию «личность», по отношению к которой тело является натурализирующей метафорой. Неудивительно, что нам приходится дисциплинировать себя, контролируя множество телесных функций и плотских удовольствий, которым присвоен статус «грязные»>231.
В коллекции Маржела эта мысль выражена еще более явно, поскольку предметы одежды, из которых она состоит, настойчиво намекают на отсутствие тела. Благодаря тому что вещи подверглись процессу формовки, они самостоятельно сохраняют свои раблезианские формы, не нуждаясь для этого в поддержке тела. Свитера чем-то напоминают жировые костюмы (хотя и плохо подогнанные), усиливая впечатление, будто мы имеем дело с телами, вырвавшимися за пределы собственных границ>232.
Гигантизм этих предметов одежды подчеркивает и их вес. Трудно представить себе человека «нормальных» габаритов, который был бы способен долго выдерживать такую тяжесть. К примеру, огромные кардиганы из собрания антверпенского Музея моды (MoMu), в отличие от большинства хранящихся в его запасниках предметов одежды, невозможно держать на плечиках, а для того чтобы их перенести с места на место без лишних усилий, нужны два человека – еще один повод задуматься об их гротескности. Нет сомнений в том, что Маржела играет с нормативными категориями. Но особенно яркий пример этой игры обнаруживается в коллекции весна – лето 2000: многослойные конструкции, из которых она состоит, включают в себя вещи эталонного 42-го размера (играющего в концепции Маржела роль стереотипа), сшитые из хлопковой ткани, которые представляют собой исходную версию масштабированных «оверсайзов» и надеваются под них как некая скелетная основа. Таким образом, его эксперименты с масштабированием можно истолковать как попытку расшатать нормативные представления о человеческом теле и, метонимически, дестабилизировать целый ряд социальных систем, поскольку тело олицетворяет «высший порядок вещей», исходя из которого формируются и выверяются категории, определяющие, что следует считать нормой, а что отклонением от нормы или извращением, и в конечном итоге обеспечивающие натурализацию этих представлений. Как отмечает Сьюзан Стюарт,
