Беркут замолчал, но по взглядам, которые он на меня бросал сбоку, было ясно, что тишиной мне недолго наслаждаться. Но тут, наконец, мы подошли к воротам небольшого, огороженного высоким забором здания. Ворота предупредительно распахнулись. Я удивленно посмотрел на нашего сопровождающего — чего это они всем подряд ворота открывают?
— Меня увидели с вышки, — пояснил он и махнул рукой в сторону деревянной конструкции, стоящей с противоположной от нас стороны здания. — Мы с Техниками, как родные. Помогаем друг другу.
— Чего не объединитесь? — мне не хотелось разговаривать, каждый звук отзывался болью в затылке.
— Мы на самой границе. Кто ж захочет туда? А нам сюда нельзя — пост свой оставлять! Но, в случае чего, договоренность у нас имеется — они нам помогут!
Во дворе было тихо и пусто. Тот, кто открыл ворота, не иначе испарился — нигде его видно не было. Только на вышке кутался в брезентовый плащ, наверняка мокрый до трусов, дозорный, да откуда-то из-за приземистого двухэтажного домика старинной постройки — с лепниной, отвалившейся местами, и остатками желтой краски на фасаде, доносился лязг железок.
— Куда дальше, Герман?
— Я за старшим пойду. А ты попробуй сам с техником договориться — слышишь, там за домом стук, сто процентов все мастера там.
— Кто у них тут самый лучший по машинам?
— Они все хороши, — Герман почему-то с хитрой усмешкой подмигнул мне. — Но ТЫ проси Гайку — не ошибешься.
Что за дебильная кличка «Гайка»? «Чип и Дейл» блин! Какой уважающий себя мужик согласится на такую? Только идиот какой-нибудь! Беркуту я разрешил остаться на крыльце под козырьком — надоел хуже горькой редьки, а сам ускорился — хотелось побыстрее вернуться к Пограничникам и завалиться на кровать — пока машины будут чинить, можно отлежаться.
За домом были гаражи, заваленные на всех подъездных путях ржавым железом, но стук шел не оттуда. Прямо на полпути к гаражам под машиной в грязной, размытой дождями, яме кто-то сидел — стучал, что-то бормотал в промежутках между стуками. Когда я подошел ближе, в бормотании мне явно послышалось: «Я-а вижу, как закат стекла оконные плавит…» — женским голосом! Невольно прислушался — баба знает такую песню? Стоп! Баба копается в машине? Что за нашествие баб в последнее время, занятых не своим делом — дерутся они, машины чинят тоже они?
Стукнул кулаком по крыше и рявкнул:
— Эй, певец, выходи!
— Пошел на хер! — донеслось флегматичное и негромкое из ямы. А спустя секунду пение продолжилось с той же точки, на которой оборвалось. — Де-ень прожит, а ночь оставит тени снов у гла-аз… Мне-е не вернуть назад…
