– Встать! Встать! – кричала она. – Прочь с моей палубы! Прочь с кормы, если только вы не считаете, что способны выступить против меня! – Удар ноги, затрещина, оглушительный вихрь ярости и грохота, яркие цвета на фоне тусклых оттенков серого, на фоне похмелья – команда «Дитя приливов» стояла вялая и унылая, как их судьба, и смотрела на женщину в двухвостой шляпе.
«Интересно, – подумал Джорон, – хотя бы один из них вспомнил обо мне? Где я сейчас и что со мной случилось?»
Скорее всего, нет, решил он, стоя между двумя огромными дуговыми луками, и сочившаяся из его горящих царапин на ступнях кровь окрасила воду вокруг ног – медленно расползавшиеся темно-красные ручейки на фоне серого сланца палубы.
Нет, команде не было до него дела. Иногда они с интересом за ним наблюдали, когда он возвращался, чтобы, выполняя одну из своих обязанностей, раздать каждому несколько монет из их доли. Головы поворачивались в его сторону, и холодные глаза следили за ним, когда он спускался в большую каюту супруга корабля.
Там стоял сундучок, в котором лежали его жалкие вещи – их стало еще меньше с тех пор, как он в первый раз поднялся на палубу – денег, которые он получал, никогда не хватало, чтобы купить самое необходимое в рыбацком поселке. Всякий раз, когда он покидал «Дитя приливов», Джорон тревожился о своем сундучке, однако не мог взять его с собой – тем самым он отрекся бы от власти, которой обладал, ведь тогда любой член команды мог сказать, что он сбежал с Черного корабля. А когда он возвращался, ему было страшно подойти к сундучку, он боялся обнаружить взломанный замок, и тогда его власть исчезнет – какая власть?
И в долгие жаркие ночи, когда он, страдая от клаустрофобии, спал в разваливающейся лачуге, ему часто снился сломанный замок, быстрый удар ножом в спину и кровь на белых костяных досках большой каюты. Свет наконец начинает меркнуть, когда «Дитя приливов» берет свое и передает его усталую душу в руки Морской Старухи, которая поджидает каждого.
Но этот момент так и не наступил, и всякий раз, когда Джорон видел, что замок не пострадал, он ощущал глубоко внутри, что его власть, пусть и совсем незначительная, сохранилась. И только сейчас, глядя на покрасневшие спины своей бывшей команды, Джорон понял, как сильно ошибался и каким ужасным глупцом был все это время. Морские сундучки священны для любого из детей палубы, и совать свой нос в чужой значило нарушить одно из множества суеверий, вроде того, чтобы бросить краску на причал или основание костяного шпангоута, который нельзя ломать.
