"Это обязанность отца" — думал я, но сказать такого, конечно же, не мог. А все потому, что в прихожей на стене, и даже в кухне на самом видном месте висели фотографии: вот молодой мужик посадил себе на шею пяти-шестилетнего мальчишку; вот Эмма в свадебном платье, безумно красивая, со светящимися от счастья глазами смотрит на этого же парня, держит за руку; вот она с огромным животом, который обнимают его руки. В первый свой приход сюда я не рзглядывал фотографии, да я их даже не заметил. Сейчас же почему-то глаза зацепились, задержались… и я начинал понимать всю боль, всю трагедию этой милой кудрявой женщины — она любит своего погибшего мужа до сих пор. Она до сих пор живет мыслями о нем. И что удивительно, в сердце зарапнуло, как если бы у меня были на нее какие-то права, а она вот так вот несправедливо любила другого. Как если бы я сам был неравнодушен…
— Не выдумывай. Мне на самом деле нужен помощник. Так что у меня свой интерес.
Из дверного проема в прихожей просматривались принадлежности для ремонта — кисти, рулетка, рулоны обоев, банки с краской, какие-то тряпки, сложенные на полу возле стены. Но краской не воняло, окна — нараспашку — ремонт явно не начинали, обои не клеили.
— Ремонт когда планируешь начинать?
Я внимательно смотрел на нее, поэтому и не укрылось от меня, как опустились плечи, как она сникла, погрустнела еще больше после моих слов.
— Не знаю теперь, начинать ли его вообще…
— Почему?
— Теперь, вроде как, он не сильно-то и нужен…
— Может, я как-то помочь могу?
Она с грустной улыбкой посмотрела мне прямо в глаза и, видимо, желая просто пошутить, сказала:
— Можешь. Стань моим мужем…
9. Эмма
Он сел на Андрюшино место. И мне было это неприятно. Хотя умом я, конечно, понимала, что чужому человеку невдомек, что именно на этом стуле, за этой стороной стола, у окна, любил когда-то сидеть мой муж. И так уж повелось в нашей семье, что ни я, ни дети, ни Вера Васильевна, если ужинала или обедала у нас, никогда на него не садились. Ютились за небольшим столом в маленькой кухоньке, вмещались с трудом, но не смели… Хотя ведь глупость конечно, Андрей все равно никогда больше…
Естественно не сказала ему ничего. Размешивая ложкой отсутствующий в чашке чая сахар, я рассматривала его. Интересное мужское лицо — чернобровое, кареглазое, с небольшой темной щетиной, короткий ёжик волос… "Каждый день ему бриться приходится, — почему-то подумалось вдруг — такие мужики, с повышенной волосатостью, быстро зарастают".
