— А помнишь, мам, когда он тебе его подарил? Нет? — Антон присел на краешек кровати. — Хорошо, что я помню. Сейчас расскажу. Он в тот день в первый раз к тете Оле зашел, соседке. Не помнишь? Которая потом к нам в гости постоянно приходила. Они с папой еще в вашей спальне закрывались, а тетя Оля так смешно ухала.
Он расхохотался, но выражение лица матери не изменилось. Ему хотелось, чтобы ее брови нахмурились. Чтобы губы затряслись, а глаза покраснели от слез. Раньше этого напоминания было достаточно, но с каждым годом добиться цели становилось все сложнее. Нет, она не становилась с годами сильнее. Наоборот, слабела умом. В последнее время до ее сознания было уже не достучаться, приходилось действовать через тело.
Антон достал из кармана булавку. Раскрыв, поднес ее к пальцу матери. Та дернулась всем телом, но руку не убрала.
— Вот и молодец, — сказал он, поглаживая тыльную сторону ее ладони. — Вот и умница…
Успокоив воркованием ее ослабленный ум, он просунул острие под кончик ногтя и с силой надавил. На этот раз женщина попыталась отдернуть руку, но он крепко ухватил ее за запястье и продолжил давить, пока булавка не уперлась во что-то твердое. Черты лицо приняли то самое плаксивое выражение. По складкам на щеках побежали слезы.
— Вот так, дорогая моя. Вот так. Помни это, — наклонился он к ее уху и зашептал голосом с до боли знакомой, родной интонацией. — Помни, любимая моя, ты плохая мамочка. Ты очень плохая мамочка, дорогая моя, и никчемная жена.
— Нормально у вас все?
Антон выдернул булавку из-под ногтя матери и обернулся. На пороге стояла бесцветная крыса.
— Чего она? — кивнула крыса на мать.
— Старое вспомнила.
— Это хорошо, — выходя из комнаты, пробормотала крыса. — Это ей полезно.
Если верить парню из агентства, реклама работала уже больше двух часов. Проверить я это не могла, но и сомневаться повода не было. Чего я ждала? Думала, будто насильник в бешенстве ворвется в мою квартиру, а я встречу его с пистолетом в руках? На этот раз с заряженным, я проверила. Но без толку. Во-первых, он достаточно терпелив, чтобы дождаться более удобного момента. А во-вторых, под окнами все еще стояла машина Ильи.
Пришлось позвонить ему и попросить съездить к матери Нади. Уговорить ее подать заявление о пропаже дочери. Не знаю, какие между ними отношения, и почему та до сих пор не забила тревогу, но одно ясно наверняка: Надю не найдут. Как и всех предыдущих жертв моего насильника, кроме меня и еще одной, гораздо менее везучей. Илья, кажется, и сам не верил, что заявление чем-нибудь поможет, но все же согласился поговорить с Надиной мамой.
