Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов | страница 39
«Усилить особкор свежей дивизией… перебросить в его состав дивизию, как основу будущего могущества новой армии, с которой я и начдив Голиков лично пойдем вновь захватывать инициативу в свои руки, чтобы другим дивизиям армии и армиям дать размах; или же назначить меня командармом девять, где боевой авторитет мой стоит высоко».
Касаясь вопросов политического характера, Миронов сообщал:
«Я стоял и стою не за келейное строительство социалистической жизни, не по узко-партийной программе, а за строительство гласное, за строительство, в котором народ принимал бы живое участие, тут буржуазии и кулацких элементов не имею в виду. Только такое строительство вызовет симпатии крестьянской толщи и части истинной интеллигенции… Политическое состояние страны властно требует созыва народного представительства, а не одного партийного, дабы выбить из рук предателей-социалистов почву из-под ног, продолжая упорную борьбу на фронте и создавая мощь Красной Армии. Этот шаг возвратит симпатии народной толщи и она охотно возьмется за винтовку спасать землю и волю. Не называйте этого представительства ни земским собором, ни учредительным собранием, назовите как угодно, но созовите. Народ стонет… Народ готов броситься в объятья помещичьей кабалы, но лишь бы муки не были так больны, так очевидны, как теперь… Чистка партии должна быть произведена по такому рецепту: все коммунисты (вступившие в партию) после октябрьской революции должны быть сведены в роты и отправлены на фронт. Вы сами увидите тогда, кто истинный коммунист, кто шкурник, а кто провокатор и кто заполнял все ревкомы, особотделы».
Подобная постановка вопроса скорее походила на развернутую программу оздоровления общей ситуации в стране. Однако позволить кому-то себя поучать или, тем более, диктовать себе, как руководить страной, Москва не допускала. Даже если посмевший взять на себя подобную смелость был гениален и трижды прав. Не исключено, что столь категоричный, напряженный тон доклада серьезно повлиял не только на ближайшие переназначения Филиппа Кузьмича, но и на всю его дальнейшую судьбу.
Штаб формирующегося корпуса располагался в Саранске — городе, ставшем черной меткой в жизни Миронова.
Неприятности возникли сразу же по вступлении Миронова в должность. Началось с разногласий с комиссарами и политработниками, к которым он никогда не испытывал особых симпатий. Ненормальность складывающихся взаимоотношений усугублялась тем, что на ответственную работу в корпус прибыла группа партийцев, ранее проводивших политику расказачивания на Дону. С этими посланцами пришлось считаться, ибо один из них — Ларин был назначен членом реввоенсовета корпуса, Рогачев — заведующим политотделом, Болдырев его заместителем, а Зайцев — комиссаром дивизии. Все четверо были из числа приезжих.