Но опять возникла неразбериха. По приказу командующего Петроградским военным округом полковника Полковникова конный корпус Краснова пришлось раздробить и разбросать для подавления революционного движения и выполнения карательных функций на большой территории от Ревеля до Пскова. Еще одна загадка истории: что это, результат умелой вербовки-пропаганды большевиков или неудачное стечение обстоятельств?
Как бы там ни было, ко второй половине октября от полнокровного конного корпуса Краснова под Петроградом остались три полка и три конные казачьи батареи по четыре орудия в каждой. Все. А через десять дней, в ночь на 26 октября 1917 года, Краснова неожиданно вызвал генерал Черемисов.
Воспоминания
Спокойным голосом он сообщил, что в Петрограде произошла революция. Власть перешла к Советам. Сказал буднично, словно извещал о каком-то давно ожидаемом, маневре противника на одном из участков фронта.
— Я получил приказ Керенского двинуть войска фронта на подавление восстания в Петрограде, — продолжал Черемисов. — Но решил не торопиться исполнять его. Предвижу ваши вопросы, Петр Николаевич.
— Разумеется, они есть.
— Тогда извольте сначала меня выслушать. Итак, главный вопрос: почему генерал, русский генерал, отказывается выполнять приказ своего Верховного Главнокомандующего? Во-первых, на эту должность Керенский назначил себя сам. Во-вторых, он образцовый шпак, никогда не носивший погоны. В третьих, и генералы, и офицеры устали, разочаровались в правительстве. Если премьер позволяет себе бежать из Питера под прикрытием американского флага на посольской машине, это не вождь. Керенский прибыл к нам в штаб фронта, и встретили его нелюбезно.
— И где он сейчас, что делает?
— Да здесь, в городе. Кстати, могу сообщить, его посланцы вас здесь уже ожидают, чтобы сразу проводить к нему.
Действительно, при выходе из квартиры Черемисова Краснов заметил комиссара Северо-Западного фронта Войтинского, нервно прохаживавшегося по улице. Тот, увидев генерала, пригласил его к Керенскому, который поселился в Пскове у своего родственника генерал-лейтенанта Барановского. По пути Войтинскийрассказал о некоторых подробностях этой, как он выразился, исторически обидной для демократии ночи, снова напомнив Краснову о том, какая историческая миссия выпала ему в столь трудный для России час.
Керенский встретил их бурным потоком слов. Был он взвинчен, не говорил, а кричал:
— Я требую срочно начать наступление на Петроград. Требую защитить Временное правительство. Я должен немедленно, сейчас же выехать в Остров, в штаб вверенного вам корпуса. Вы будете меня сопровождать.
