– Я только посмотреть хотел.
– Проваливай, пока цел.
– Может быть, я умею играть, – зачем-то соврал я.
Оно как-то само вырвалось. Только кто меня тянул за язык?
– Что? – пробасил здоровяк.
– Я умею играть на этом прекрасном творении неизвестного мастера, – я встал в обычное положение головой кверху.
Хух, даже полегчало. Это вранье из меня полезло, наверное, из-за давления в голове, когда стоишь кверху тормашками. А сейчас я гадал, как выкрутиться из этой неловкой ситуации. Что будет, если меня сейчас попросят сыграть?
– Мастер как раз известен, а ты точно умеешь?
Назад дороги не было, но я все-таки попробовал:
– Ну, играл малость. Но это было давно…
Я осекся. Снова влип. И кто меня тянул за язык? Вранье – такая вещь, как яму капать: чем больше выбрасываешь, тем глубже погружаешься. Одинкей знает, что я сборщик, причем недавно с конвейера. А вот этот болван, похоже, нет. Только что мне это даст?
– Все равно нельзя. А сейчас дуй отсюда, пока цел, – он навел на меня пушку.
– Эй! Полегче, – я попятился. – Если хоть одна вмятина появится на моем корпусе, Одинкей Великолепный пустит тебя на металлолом.
– А это мы сейчас посмотрим, – здоровяк перекинул пушку за спину и двинулся ко мне.
Не знаю, чем бы это кончилось, но тут ворота открылись и вошли рейдеры. Тазоголовый замешкал, понял, что съехал с маршрута, а я в это время уже дал деру в тень лачуг.
Прибывшие бандиты волокли грязный комок спутанной проволоки и фольги. Но даже в таком состоянии я узнал Аодву. Инженер наверняка расслабился и ковырялся в мусоре, насвистывая незатейливую мелодию и совершенно не смотря по сторонам. Он же привык, что рейдеры приходят только по утрам, вот и попался.
Я бросился к Аодве и стал сдирать уже не нужный камуфляж. Но когда он увидел меня, то сразу вырвался и попытался уползти под всеобщий гогот.
– Ты во всем виноват, – фыркнул инженер, загребая песок. – Я говорил, чтобы ты не ходил на руках.
– Не очень-то ты настаивал.
– Одного слова мало? Надо повторять каждую минуту, чтобы дошло до твоего пустого котелка?
– Извини, – я потупил взор.
Да, моя вина в том, что нас сцапали. И мне искать выход.
– Кто тут у нас? – спешной походкой надвигался Одинкей в сопровождении свиты. Когда он приблизился, то снова начал изображать художника, который выискивает лучший ракурс для композиции. – Не трогайте его. Отойдите. Так… Это… – и тут он скривился, фыркнул и недовольно прогнусавил: – Ничего не вижу. Надо вдохновение. Поработайте с ним.
