Соколов пожал плечами, но как опытный следователь Немирович видел, что он что-то знает, но предпочитает не говорить. Ладно, это все не к спеху. Да и не в том он сейчас положении, чтобы допрос устраивать.
— И что со мной будет дальше?
— Это вам решать, Николай Вениаминович. Предлагаю вам после завтрака пройти в мой кабинет и там спокойно всё обсудить. Если вы, конечно, не против.
— А если я против?
— Ну, тогда отправляйтесь домой, или к своему начальству на доклад. Мы не собираемся насильно удерживать честного человека, да еще и подполковника милиции.
— Что, правда, вот так просто и отпустите?
— А надо как-то сложно?
Против воли Немирович улыбнулся.
— Хорошо, давайте пройдем в ваш кабинет.
Кабинет у Соколова был просторный, но без излишеств. Всё сугубо функционально. Впрочем, в углу стояли два очень удобных и мягких кресла, расположенных напротив друг друга. Сквозь большое окно лился солнечный свет, прореживаемый молодыми сосенками, посаженными вдоль здания штаба ЦСН.
— Пожалуйста, товарищ подполковник, присаживайтесь, — указал на одно из кресел Соколов, — может быть, желаете чай или кофе?
— Нет, спасибо, мы же только с завтрака. Уютные у вас кресла, — ответил Николай, усаживаясь.
— Ну, я все же числюсь здесь штатным психологом. А в этом деле казенная обстановка запрещена категорически, человек должен расслабиться, почувствовать себя уютно, — развел руками старлей.
— Да, чувствуется, что вы из двадцать первого века, да еще и капиталистического!
Они оба посмеялись.
— Давайте, Николай Вениаминович, я расскажу вам, что мы вообще собираемся делать.
— А не боитесь, что я об этом донесу вашим недоброжелателям?
— Нет, не боюсь. Потому что, вы извините, это вынужденная предосторожность, но после нашего разговора я поставлю вам психологический блок. И как только вы захотите рассказать о том, что узнаете здесь, вы сразу умрете, не успев сказать и слова. Предупреждаю вас об этом сразу — подумайте, пока я еще не приступил к рассказу. Предложение остается в силе: вы можете прямо сейчас покинуть территорию базы.
Немирович после этих слов и правда серьезно задумался и думал минут пять, не меньше. Соколов молчал, не мешая ему. Наконец, Николай поднял голову:
— Егор Николаевич, прежде, нежели я озвучу свое решение, можете ответить мне на два — три вопроса?
— Конечно.
— Если я откажусь, я выйду отсюда вновь забывшим всю свою прошлую будущую жизнь?
— Только в том случае, если вы сами пожелаете этого. Если нет, то будете помнить всё. Я бы даже хотел, чтобы вы помнили, чем закончится Перестройка, если мы не попытаемся все исправить.
