Метанойя | страница 21
— Не сон, — подтвердил старший лейтенант, — мы в этом с вами коллеги. В некотором смысле, конечно.
— В каком смысле? — вскинулся Немирович.
— Я тоже оттуда. Только прожил там дольше вас. Правда, я и младше вас на пятнадцать лет. С другой стороны, если учитывать, что вы умерли в возрасте сорока пяти лет, то я старше вас на 11 лет. Просто, там я умер в 2020 году в пятидесятишестилетнем возрасте. Такие вот загадки хронологии.
Николай ни на секунду не усомнился в словах Соколова. Правда, он не мог знать, что тот использовал свое умение внушения, но сути это не меняло. Ведь в данном случае обмана не было, все было чистой правдой.
— А я-то всё гадал, как может двадцатидвухлетний парнишка быть тем самым "Игроком", которого мы столько времени вычисляли! Теперь понятно, что дело мы имели вовсе не с мальчишкой.
— Игроком? — удивился Соколов.
— Ну, это такая привычка — давать оперативные псевдонимы для неизвестных разыскиваемых преступников. Когда я понял, что на самом деле за всеми этими крупными политическими фигурами стоит некто неизвестный, который всеми ими управляет, то я и назвал его "Игроком".
Егор Соколов понимающе кивнул, но здесь уже Немирович задал свой вопрос:
— Ну и как там всё было, в том будущем?
— Вы знаете, в общем и целом не так уж и плохо. Конечно, были свои минусы (а где их нет?), но и плюсов хватало. Я бы даже сказал, что в целом было лучше, чем в позднем СССР. Ну, по крайней мере, если есть работа и деньги.
— Почему же решились на изменение этого будущего, если я правильно понимаю?
— На самом деле, моя цель не изменение будущего вообще. То есть, скажем, я не сторонник сохранения СССР. Я уверен, что крах его предопределен — годом раньше, годом позже. Моя задача заключается в том, чтобы попытаться смягчить для простых людей этот переход от одной системы к другой. Чтобы не было тех ужасов 90-х, которые поколение, пережившее это время, вспоминает с содроганием. Не все, конечно. Для кого-то они стали временем возможностей и невероятной свободы, но для большинства населения все же — годами нищеты и унижений. Да вы ведь и сами теперь помните. Кстати, вы кушайте, кушайте, Николай Вениаминович, здесь очень вкусно готовят.
— Спасибо, я ем. И когда вы… э-э-э, вернулись?
— В июне 84-го очнулся в госпитале в Ташкенте. Как и в прошлой жизни.
— И вы сразу всё помнили?
— Да.
— Почему же тогда я вспомнил все только сейчас.
Егор пожал плечами:
— Не ко мне вопрос.
— А к кому? Кто такой, например, этот Александр Валерьевич?