Музы героев. По ту сторону великих перемен | страница 34



— 9 термидора — самый прекрасный день в моей жизни, потому что гильотина была опрокинута усилием и моей ручки.

Триумф Богоматери Термидора

12 термидора Тальен лично явился в тюрьму Ла-Форс, чтобы забрать оттуда любимую женщину. Отощавшая, поблекшая, чумазая, одетая в грязные лохмотья Тереза являла собой бледную тень той цветущей жизнерадостной красавицы, с которой он два месяца назад простился в Фонтене-о-Роз. Она была немало удивлена, когда у выхода ее встретила ликующая толпа. Люди старались коснуться ее, благословляли, целовали ей руки и восторженно кричали:

— Виват, Тальен! Виват, Тереза! Наша Богоматерь-спасительница! Богоматерь Термидора! — невесть каким путем по городу после переворота разнеслась весть, что именно Тереза побудила Тальена и прочих заговорщиков на решительные действия.

Хотя за действиями участников заговора стояло исключительно желание спасти собственные головы, их почитали как избавителей народа от тирании Робеспьера и якобинцев, гнетущего страха, соглядатаев и доносов и вообще от жизни в тени гильотины. В народе проснулось бешеное желание наслаждаться радостями жизни, танцевать, безоглядно любить, гулять, болтать. 10 термидора Тальен своим громовым голосом, четко выделяя каждое слово, произнес:

— Сей день есть один из самых прекрасных дней для свободы. Республика торжествует, и этот переворот свидетельствует, что французским народом никогда не будет править подобный властитель. Присоединимся к гражданам и разделим общую радость, День смерти тирана суть праздник братства!

Население Парижа желало забыть скудные времена республики, развлекаться и наслаждаться. Столица весьма быстро приобрела большую часть своего былого блеска. Открывались новые танцевальные залы, число которых быстро перевалило за полтысячи. Встрепенулась мода, своей экстравагантностью стремившаяся разорвать тесные узы, наложенные на нее подражанием прозаическим одеждам санкюлотов. Неизвестно откуда на женщинах появились драгоценности, за которыми в разгар революции так охотилась чернь. Оказалось, что кое-кто — ловкачи, скупавшие национализированные поместья, спекулянты, поставщики армий, содержатели игорных домов в Пале-Рояле, открытых чуть ли не круглые сутки, — обладали огромными суммами денег, и теперь испытывали непреодолимое желание швырять их на ветер. Если ранее быть богатым считалось постыдным, теперь желание мотать деньги, пуская пыль в глаза, почиталось совершенно естественным. У многих проснулся вдруг интерес к занятию делишками по большей части весьма сомнительного свойства. Люди, пришедшие теперь к власти во Франции, Баррас, Фрерон, Фуше и Тальен, не стеснялись торговать как попустительством в отношении подобных личностей, так и полным молчанием по поводу явно противозаконной деятельности оных.