− Я пришла. Спасибо, − скороговоркой произнесла она и юркнула в подъезд. Только каблучки зацокали по бетонным ступенькам.
− До свидания, − произнес Костас уже пустому месту и прислушался к звуку шагов.
Двадцать три… Тишина… Захлопнулась металлическая дверь.
− Ты так долго стоять будешь, − ухмыльнулся довольный отец Ирины. — Квартиру-то знаешь?
− Третий этаж, металлическая дверь с английским замком, − подытожил Костас свою, прослушку».
− Фильмов насмотрелся? − недоверчиво прищурил глаз будущий тесть.
− Книжек начитался, — подмигнул ему Костас.
− Тогда пошли, чайку попьем, − последовало неожиданное предложение.
− Не заругают? — спросил Костас.
− А заругают, так что? — отмахнулся тот. — А то может по… Или служба?
− За это точно заругают.
Это было давно. В лучшей половине жизни. В той её половине, где всегда светило и грело солнце.
«И пироги с капустой» — припомнилось Костасу.
…Перед сеансом в кино они заглядывали в столовую, неподалеку от Ирининого дома. Ходили до тех пор, пока однажды их там не застали её подружки. Девушки тихонько хихикали, рассматривая поглощающую пирожки и чай парочку. Ирина пытку выдержала, а вот в столовку больше заходить не соглашалась…
Память вернула Костаса к событиям в кафешке. Получилось как в присказке. Где тонко там и рвется. Он не смог бы с уверенностью сказать, какие из предшествующих событий истончили нить его терпения: приговор медиков, уход Ирины, осознания несостоятельности помочь сыну или город, оказавшийся пустым, не смотря на свою суету и многолюдность. Или прошлое обожгло-растревожило память темнотой умерших звезд.
Он не стал ждать, пока девушка попросит о помощи. Боксер занят десертом и выслушиванием нотаций деда и бабки. Мужик от вискаря раскраснелся, словно собрался крякнуть от апоплексического удара, и абстрагировался от реальности. Костас поднялся из-за столика.
Водиле досталось первому. Крепко и просто. Так что хрустнули челюсть и шейные кости. Со вторым обошелся не мягче. Дружок водилы получил гулкий удар в грудь, собирая стулья, отлетел прочь и упал спиной на пол. Попытался крикнуть. Изо рта хлынула кровь. Переломанные ребра порвали легкие.
− Место остается за вами, − сказал он перепуганной девушке.
Костас забрал со стола сигареты, вышел на улицу, постоял и свернул за угол. Что это? Начало новой жизни? Оно самое. Почему-то стало легче. С души слетел тяжкий груз. А разум? Разум понимал. Сейчас Костас Борзовский переступил ту грань, за которую переступать не дозволено. Никому не позволено. Закон, он бдит. Он, знаете ли, Закон!
