− Можно взять? — спросил он коротышку.
− Да хоть весь целиком уноси. Эти мелкие твари так и норовят устроить под ним свое гнездо. Я имею в виду мышей.
Костас забрал куртку и кирасу. Проходя мимо прихватил сэрвильер[82], голову прикрыть. Тот, что декарх выдал одно название, а не шлем. Сэрвильер не очень красив, но практичен и легок. Здесь же подобрал перчатку для левой руки. Четыре хищных когтя позволяли использовать её не только для защиты. Костас одел перчатку, сжал кулак. Рука ощетинилась сталью.
− Заходи, − попрощался с ним коротышка, веселясь. Легкого нрава человечек. − Если что понадобится. Пояс верности или бургиньот[83] на горб.
Костас вышел из арсенала, хотя его трудно назвать таковым, скорее чуланом. Поднявшись на две ступеньки, остановился. Пораздумав, спустился ниже. Лестница сворачивалась все круче, ступеньки становились все уже. На ступенях сигнальные колокольчики. Проржавели в прах. Кроме двух. Посеребренный металл черен от древности. По стенам стекала холодная влага. В швах и выбоинах кладки скапливалась слизь. То и дело шныряли потревоженные мокрицы. Костас подивился в таком месте не слышно невидно ни мышей, ни крыс.
«Кроме меня», − мрачно дополнил он.
Лестница упиралась в наклонную решетку. Массивную, в три пальца толщины. С обратной стороны решетка ощетинивалась шипами. В самой решетке узкая как лаз дверь. Дверь закрыта на засов и замок. Замок и не угадаешь сразу. Ком ржавчины. Костас потряс решетку. Не шелохнется. Постоял, вглядываясь в темноту. Единственно увидел, даже со своей ноктолопией[84], за решеткой лестница уходила в черную воду. Капающая со сводов влага, размерено шлепала, разгоняя круги по поверхности. Костас закрыл глаза. Вслушался. Не в звуки, в ощущения. Беспокойство нарастало с каждым мигом проведенным здесь. Он еще раз глянул в темноту зарешеченного хода. Капает вода, разбегаются круги…
Костас повернулся уходить. Неприятно чувство, изучающего взгляда в спину, не исчезало до последней минуты, пока не поднялся на один оборот лестничного марша. Звякнувший под ногой колокольчик не успокоил, а только прибавил тревоги.
На церкви симантр отбил полдень. Приспело время, прежде чем вкусить хлебов и медов, вознести молитву Создателю. Со дня объявления войны прихожан, а следовательно и хлопот у священника прибавилось. Тот никого не гнал, и с лишними наставлениями не лез, понимая, большинством из новичков движет скорее страх, чем любовь.
Те, кто вопросы веры для себя решил давно и бесповоротно уселись за столы. Почти весь десяток, к которому приписан Костас, здесь. Нет только Берта и Рагги.
