Но Дейнари пребывала в состоянии аморфной комы. Пусть глаза ее были открыты, а черты лица не искажены муками боли, она никак не реагировала на новорожденную дочь. И на мои призывы. Просто лежала, безучастная ко всему. Даже к жизни и потребностям совсем недавно произведенного ею на свет ребенка.
— Приложи ее к груди матери, — наставляла моя помощница, страшась приблизиться, — реакция моей арианки в последнее время на нее была угрожающей.
Мне этот совет показался немыслимым. Что мог воин знать о кормлении? Об уходе за младенцем? Сам процесс соприкосновения ребенка и материнской груди казался мне странным.
— И держи осторожно! Чуть подпирая голову. Следи, чтобы она была всегда немного выше туловища — иначе ребенок может подавиться и умереть.
«Умереть», — взвинченный нескончаемым криком Соли, потрясенный пониманием ее зависимости от моих усилий, я вздрогнул от этого слова. Никто и ничто в моей прежней жизни не подготовило меня к ситуации, когда жизнь новорожденной девочки будет только в моих руках.
Дочь не могла и предполагать, что моя жажда защищать ее, оберегать и жертвовать собой проистекает с той поры. Бережно, с величайшей осторожностью подхватив кроху верхней парой рук, второй принялся плавно перемещать Дейнари. Хотелось устроить ее полусидя, привалив к своему телу. Так я смог бы поднести ребенка к материнской груди, имея возможность наблюдать за кормлением поверх плеча арианки.
Помню, как взмок тогда, не представляя, смогу ли справиться. Вообще, сработает ли этот план? Больше всего страшила мысль, что для кормления будет необходимо осознанное участие Дейнари. Ведь вытянуть ее из этого странного забытья я не мог. И другого источника пищи у новорожденной нет.
Тот первый раз стоил мне не одного года жизни — такого напряжения я не знал ни в одном самом жестоком сражении. Мой извечный страх не справиться сводил с ума, пока я, пристроив крошечный ротик дочери к вершинке груди Дейнари, ждал… сам не знаю, чего. Ждал и отчаянно молил в душе все свое везение. Мне вторил тихий, немного скулящий голос миротки. Но в тот миг я был благодарен судьбе даже за эту поддержку. Окажись я в одиночестве — точно бы спятил в панике.
Когда же губки новорожденной дрогнули и с жадностью затеребили сосок, а спустя недолгое время и блаженно зачмокали, я зажмурился от восторга. Так велико было облегчение! В тот миг я был абсолютно счастлив. И как оказалось — не только я!
— Всякий раз, когда вы соприкасались, Дейнари преображалась. Она… и это не мои выдумки… она словно светилась изнутри!
