— Погоди-ка!
— Да, отче?
— То, чем ты занимаешься, не делай в городе.
Не снимай номера в отелях рядом с домом. Иначе твой ребенок как-нибудь увидит вас, и его сердце разорвется от горя. Раз не можешь перестать делать это, не можешь воздерживаться, уезжайте по крайней мере из города, чтобы не провоцировать близких.
Эти действия старца — правильными они были с точки зрения православия или нет? По канону — нет. Но его слова были абсолютно правильными, если ставить во главу угла спасение человека. И если в первую очередь думать о Христе.
Да, здесь есть определенный риск — но именно в этом и заключается православная вера. Нет, нам с тобой ни в коем случае нельзя поступать так же. Для того чтобы говорить такие слова, нужно быть преподобным Порфирием. Просто святые люди, подобные ему, напоминают нам о том, что если любить Христа, то действительность воспринимается совершенно по-другому. Если нам удастся по-настоящему прикоснуться к православию, то мы перестанем быть формалистами и прекратим пытаться исправлять других, а начнем смотреть только на себя.
Когда Сергий Радонежский основал монастырь, он назвал его в честь Святой Троицы. И на вопрос, почему у монастыря именно такое название — Троицкий, — преподобный отвечал: «Хочу, чтобы жизнь братии здесь была подобна по возможности (ибо полного соответствия быть не может) Пресвятой Троице».
Три Лица в одной Сущности. Различные, но пребывающие в Единстве. Такими следует быть и нам. Будем любить Одного Бога, молиться одними словами и пребывать в единстве церковном, но — каждый со своей уникальностью, своим характером.
Если бы Господь разочаровал меня, я бы отрекся
«Если бы Авраам действительно был вашим отцом, — говорил Господь фарисеям, — вы бы не делали того, что сейчас делаете. Вы бы поступали так, как Авраам. А вместо этого вы хотите убить Меня, ненавидите, ведете на смерть… Авраам не делал ничего подобного» (см. Ин. 8: 39–40).
Вот и мы сегодня: называем себя православными, но поступаем при этом так, как никогда бы не поступили почитаемые нами святые, живи они среди нас.
Как-то в разговоре с одним иеговистом я, окончательно утомившись (а с иеговистами действительно очень трудно беседовать, никаких точек соприкосновения), просто спросил его:
— Скажи, если сейчас, разговаривая со мной, ты почувствуешь в моих словах истину — ты изменишься? Или ты уже заранее решил, что ни за что не поменяешь свою точку зрения, даже если наступит конец света?
