Опровержение | страница 4

Подошла, она глядит на меня виновато и беспомощно сквозь слезы:

— Рвутся…

— И у меня рвутся, — успокаиваю я ее, — ничего особенного. А ты знай себе вяжи и вяжи узелки, всего и делов.

И сама в который раз показываю ей, как это делается, с молодежью главное дело — терпение.

— Боюсь я их… — говорит она, глядя во все глаза, как я узелок вяжу и в то же время слизывая языком слезинки свои соленые с губ.

— Кого? — не поняла я сразу.

— Станков… — И даже вся покраснела по-детски от стыда за свою откровенность.

— А чего их бояться?! — строго отвечаю я. Но тут же собственную свою молодость вспомнила: — Я раньше, в самом начале, тоже их, строго говоря, опасалась. А чего их бояться-то? Не мы на них, они на нас работают. Тут ведь что на первом месте? Чтоб тебе самой интересно было: как это из ниточек тонюсеньких ткань получается, тогда ни за что не соскучишься! — И опять показала ей на практике: — Ты мельче узелки вяжи, а то у тебя один второй сорт идет. Поняла?

Она кивнула головой и улыбнулась сквозь непросохшие слезы.

А я только вернулась на свое место, как тут же гудок и прогудел, смене конец, я мигом халат — в сумку, ботинки парусиновые — в сумку, косынку — в сумку, ноги — во вьетнамки резиновые, на одной перепоночке, сунула, выглянула в проход — Гошка в том конце цеха со сменным мастером беседует, перебирает ножками на колесиках. Ситуация в мою вроде пользу складывается.

Но тут такая телепатия: только я к выходу небрежненько так направилась, он это спиной учуял и — за мной, на роликах на своих скоростных.

На его стороне, ясно, скорость, на моей, наоборот, инициатива.

Я зигзагами меж станков темп наращиваю, срезаю углы, усложняю маршрут. А ему на поворотах тормозить приходится, виражи выписывать, но техника есть техника — слышу, он уже скрежещет роликами по кафелю у меня за спиной, а я за станок, опять почти догнал, я — за другой, а он на весь цех кричит:

— Семен! — и летит вдогонку. — Семен! Имей в виду!

А когда в пересменку станки отключаются, такая вдруг неожиданная тишина обваливается на цех, что любой голос прямо-таки гудит под потолком.

Но я ему не отвечаю, мое дело до коридора добежать, до двери одной заветной, за которой он, хоть и поммастера, ни за что меня не застукает.

— Семенова! — несется он вслед. (А если не «Семен», а «Семенова», значит, задело его за живое, вспомнил, что он начальство и по производственной, и по общественной линии.) — Семенова! Я тебя предупреждаю! Член бюро называется!.. Я тебе не рекомендую, Семенова! Доиграешься! Я ребром вопрос поставлю!..