На всякий случай я за второй ряд станков зашла — авось не заметит, мимо проскочит. Но не тут-то было, вылетает на меня на своих колесах, чуть лбами не стукнулись, и тормозит на полном лету. А когда он тормозит, такой скрежет от кафеля, что у меня кожа пупырышками покрывается, абсолютно не переношу!
— Семен! — подкатывает он ко мне. — После смены не уходи, разговор есть!
Я, на всякий случай, делаю вид, что не слышу, узелок на нити завязываю, вся ушла в производственный процесс.
Только его не проведешь.
— Семен! — кричит в самое ухо. — Чтоб как штык, ясно? Чтоб как из пушки! — И, сверх нормы, пригрозил еще коричневым от смазки пальцем. И укатил по своим поммастерским делам.
А на часах уже без четырех, да к тому же они у нас минуты на полторы, как минимум, отстают.
Я кинулась к Зинке — она тоже из нашей бригады, нас пятеро всего, — кинулась к Зинаиде:
— Зинка, выручай! Я смоюсь сразу после гудка, а то Гошка, черт долговязый, опять привяжется. Ты станки к пересменке прибери, за мной не пропадет.
А у нас это строго — смену сдавать: обязательно рабочее место подготовить, вымести обрывки, пыль стереть и так далее.
— Ладно, — кивает Зинка, — в первый раз, что ли?
Хотя, между прочим, могла бы и без этого замечания обойтись.
— Понимаешь, — оправдываюсь я, — у меня планы намечены: голову вымыть, сто лет не мыла, по магазинам в центре прошвырнуться, что к чему перед получкой выяснить, вдруг техасы импортные выбросили, а у меня на них деньги отложены, у нас ведь в торговой сети как — всего ожидать можно…
А я и правда техасы импортные который месяц ищу, польские или индийские.
— Ладно, — машет рукой Зинка, — валяй. Сосиски молочные в заказах будут, возьми и на меня.
Но тут мне пришлось отвлечься: сквозь пряжу, солнцем позолоченную, я увидала, как в соседнем ряду никак не совладает с порванной нитью Лиза, ученица наша. К каждой бригаде у нас прикрепляют для практики девочку из ПТУ при комбинате, я и сама это же комбинатское ПТУ кончала, но одно дело училище, другое — цех, производство, ведь от них, от учениц, тоже план всей бригады зависит, вот они и волнуются от ответственности, нервничают, торопятся, а от этого только еще хуже. А у нашей Лизаветы как что, так даже слезы по щекам катятся от огорчения.
— Чего там опять у тебя? — кричу я в ее сторону, только где ей меня услыхать в этом грохоте бешеном, вот и пришлось самой к ней подойти, хоть времени у меня считанные минуты — Гошка, поди, уже разгон на своих роликах берет.
