и т. д.? И добиться их сохранения? А без книгопечатания разве сумели бы мы в эпоху Возрождения – так удачно названную – изменить все эти учреждения и объединения? Мягкое организует и объединяет тех, кто орудует твердым.
Мы – дети книги и внуки письменности, поэтому – стоит ли сомневаться? – мы и живем сегодня вместе.
Печатный текст сегодня стал частью пространства. Он вторгается в пейзаж и его затмевает. Рекламные плакаты, дорожные указатели, стрелочная разметка улиц и проспектов, расписания поездов на вокзалах, табло на стадионах, бегущие строки в оперных театрах, свитки Торы в синагогах, молитвенники в церквях, библиотеки в кампусах, доски в школьных классах, экраны для презентаций в аудиториях, газеты и журналы: страница властвует над нами и нас направляет. А экран ее воспроизводит.
Земельный кадастр, планы городов, синьки архитекторов, строительные проекты, рисунки публичных интерьеров и приватных покоев подражают своей мягкой регулярной разметкой пагам наших предков – квадратам, засеянным люцерной, наделам земли, исчерченным крестьянским лемехом: борозды уже линовали строчками это нарезанное пространство[7]. Вот вам пространственное единство восприятия, действия, мысли, проекта. Вот вам извечный – не в одну тысячу лет возрастом – формат, столь же понятный для нас, совсем других, людей (по крайней мере, на Западе), как для пчел – шестиугольник.
Формат страницы настолько – причем безотчетно для нас – над нами властен, что новые технологии пока не сумели от него отказаться. Экран компьютера – который часто и сам открывается, как книга, – аналог страницы. А значит, Девочка с пальчик по-прежнему пишет – всеми десятью пальцами или, на телефоне, только двумя большими. Закончив работу, она спешит ее напечатать. Новаторы соревнуются в совершенствовании новой, электронной, книги, тогда как электроника как таковая все еще подчинена книге, хотя и предполагает нечто совершенно иное, не похожее на трансисторический формат страницы. Это нечто еще предстоит открыть. И Девочка с пальчик нам в этом поможет.
Помню, как я был удивлен несколько лет назад, увидев, как на кампусе Стэнфорда, где я преподаю вот уже тридцать лет, возводятся – по соседству с главным двором, на средства миллиардеров из соседней Силиконовой долины – здания отделения информатики, более или менее такие же (с поправкой на железо, бетон и громадные окна), как и кирпичные корпуса, в которых сто лет как преподают инженерную механику и историю Средневековья. Тот же план, те же коридоры и аудитории: тот же вдохновленный страницей формат. Как будто недавняя революция, по своей силе вполне сравнимая с преобразованиями, которые принесли с собой письменность и книгопечатание, ничего не изменила ни в знании, ни в педагогике, ни в самом университетском пространстве, придуманном с помощью книги и ради нее.
