ВОСКРЕСЕНЬЕ
Герберт проснулся, вздрогнув, уже метаясь в питона, который обвился вокруг его тела, пока он спал. Затем он со стыдом удивился, что это была Ханна, ее ноги обвились вокруг него, а руки скрестились на его шее, как если бы она была коалой, цепляющейся за ствол эвкалипта.
«Найди мужчину, который не привык просыпаться с женщиной», - подумал он.
Ханна пошевелилась, но не проснулась. Герберт снова уронил голову на подушку и осмелился слегка улыбнуться, вспоминая прошлую ночь.
Конечно, у него не было большого опыта в этих вопросах, но даже если бы он был Казановой, он все равно подумал бы, что Ханна, как утверждали любовники, была невероятно искусной.
Кончики ее пальцев были мозолистыми, шершавыми по отношению к его коже; от Брайля, без сомнения.
Она рассказала ему, когда ее руки нарисовали замысловатые узоры на его коже, что некоторые индонезийские массажисты были ослеплены в детстве, чтобы усилить осязание. Почувствовав, как изящно ее собственные пальцы точно знали, где и в какой степени оказывать давление, он легко поверил в это.
Ханна, конечно, взяла на себя инициативу, чрезвычайно уверенная как в своих собственных желаниях, так и в инструкциях, которые она ему давала, что заставило его задуматься обо всей практике, которой она должна была стать, чтобы стать этим адептом, и, следовательно, о том, сколько мужчин было с ней раньше, чем он, и о том, что большинство из них неизбежно было бы лучше, чем он.
Он дважды моргнул, чтобы избавиться от этой мысли.
Какая разница? Он, похоже, доставил и Ханне некоторое удовольствие, если только она не была намного, намного лучшей актрисой, чем он считал. А теперь она лежала там, удовлетворенно сопя ему в шею, и он был счастлив.
Так какое же это имеет значение, кто был до него?
Гораздо важнее, думал он, что после него никого не будет.
По радио сообщили, что в Кенсингтонском дворце было холодно, а в лондонском аэропорту еще холоднее. У Northolt было 90 запланированных рейсов, и ни один из них не двигался; из 107 лондонских билетов только 6 продолжали работать.
Герберт увидел в тусклом свете рассвета, что туман закрался по краям комнаты, где они лежали, серые полосы, которые будут висеть там, пока огонь не нагреется достаточно, чтобы их рассеять.
Туман улегся менее чем за три дня, но все в квартире Герберта уже было покрыто толстой черной пленкой. Занавески выглядели так, как будто трубочист вытерся ими, а металлическая поверхность дренажной доски была покрыта тонким слоем копоти.
