— Все в порядке, — повторила твердо. — Такое бывает иногда. Видишь ли, я. я медиум.
— Вот как?! — удивился он. — Ты говоришь с мертвыми?
— Случается, — врала я вдохновенно. — Даже спиритические сеансы проводила у себя. дома. Наши дамы вечно хотели узнать, куда покойная тетушка положила изумрудную брошку, в каких облигациях покойный дядюшка держал деньги! Вот я им и помогала!
— А здесь? Думаешь, ты вошла в контакт с духом велета Селейна? — оживился Рохан.
— Не знаю! Этих духов. было много, и я не разобрала, что они говорили. Вот если бы можно было коснуться башни.
— Нет! И не думай! Нас обоих выгонят из академии!
— Ну, раз ты бои-ишься, — протянула я. Он сразу встопорщился, как пятнадцатилетний мальчишка:
— Я ничего не боюсь! Но это неосторожно. Я не должен позволять тебе делать глупости.
— Это не глупости, — я встала. — А вдруг духи скажут что-нибудь интересное?
— Что они могут сказать? Они мертвы! А мы живы. И я хочу, чтобы так и продолжалось долгие годы, Адриана!
Дурнота прошла, мне стало гораздо лучше, поэтому я быстрым и твердым шагом направилась к башне, темной массой возвышавшейся в центре площади. Рохан помедлил, однако бросился за мной:
— Подожди! Нельзя в одиночку!
— Ну так возьми меня за руку, — предложила и покраснела от собственной смелости. Но желание коснуться камня затуманило мне голову. Все показалось неважным и вторичным. Лишь башня, лишь Источник имели значение!
За спиной я услышала несколько нецензурных слов на бурском — весьма экспрессивном языке! — но не придала им значения. Пусть Рохан ругается, как сапожник, мне все равно. Камень манил и тянул к себе… Серый… Наверное, шероховатый. Или это только кажется?
Жесткие пальцы Рохана сжали мою руку, а я потянулась к стене. Она должна была быть холодной или хотя бы прохладной, но оказалась неожиданно теплой, как подостывшая печь. И голоса — они вернулись, но теперь не гудели, не бормотали, а кричали наперебой! Кричали так, что закружилась голова, что в глазах потемнело, и я успела только сказать:
— Я, кажется, сейчас упаду.
И упала на что-то мягкое и пахнущее мятой.
Там, в забытьи, было очень страшно. Темно, сыро, вонюче и. Там были ужасные морды, как будто с лиц облезла кожа! Черепа. Кости, бывшие когда-то руками. И они тянулись ко мне! Там стоял вой, там бесновались чудовища! И я была одна, совсем одна
— маленькая, как горошинка, жалкая, как бездомная собачонка.
Кажется, я даже кричала.
А потом очнулась от пощечины.
