— Вернусь завтра, а может, и послезавтра, — сказал он внизу дежурной. — Заплатить сейчас или можно потом?
— Зачем? Не надо, — сказала девица, не вынимая сигареты изо рта. — Мы вам, пан Морьяк, верим.
— Я, кстати, оставил в шкафу костюм и белье.
— Не беспокойтесь, ничего не пропадет.
— Я не это имел в виду.
— Мы вам, пан Морьяк, верим.
Над доской с ключами закуковала кукушка в часах. Она рвалась улететь прочь, но пружина крепко держала ее. Как только кукушка откуковала положенное, пружина втянула ее назад в домик, и деревянные дверцы снова захлопнулись за птицей.
— У вас часы точно идут?
— Нет, смотря по погоде.
— Почему же вы их не выбросите?
— Такими вещами, пан Морьяк, не бросаются.
— Вы правы. Во всем есть свой смысл. До свидания!
— Счастливого пути, пан Морьяк!
Смеркалось. Станция находилась недалеко от гостиницы. Надо было только пересечь шоссе и пройти через маленький запущенный скверик, который никто не убирал, отчего он превратился в заросшую бурьяном свалку, куда посетители станционного буфета выкидывали использованные бумажные стаканчики.
Поезд прибыл почти минута в минуту. Ян открыл купе, где уже сидела молодая супружеская пара с ребенком. Ребенок спал.
— Разрешите сесть к вам? — вполголоса спросил Ян.
— Если не боитесь кори, — сказал молодой супруг.
— Не боюсь. Я болел корью.
— Нам пришлось прервать свой отпуск. Представляете, какая неприятность.
— Я говорила тебе, что такого малыша нельзя никуда возить, — отозвалась расстроенная жена. — Останься мы дома, он не заболел бы.
— Я же не виноват, что мне дали путевку, — оправдывался муж.
— Ты никогда не виноват.
Ян сел в углу и постарался не обращать внимания на их препирательства. Снял пиджак и притворился спящим. Портфель с документами он держал на коленях, судорожно вцепившись в ручку. Ни дать ни взять — коммивояжер, который везет драгоценные образцы товаров и портфель его набит алмазами и украшениями. Так Ян представлял себе коммивояжеров по дурацким кинодетективам, в которых непременно что-то случалось, вплоть до убийства. Но их поезд не был Восточным экспрессом и вообще не имел ничего общего с поездами, где убивают и где ездят торговцы алмазами. В этом поезде едет всего-навсего заурядный ревизор, может быть, он даже перепуган, но ни за что не признается в своем страхе, не позволит себе этого, тем более что правому нечего бояться, пусть боятся люди с нечистой совестью! Поезд мчался в темноте ночи и вез ревизора, а также супружескую пару, которой ребенок своей корью испортил отпуск, и еще десятки людей, счастливых и несчастных, но даже самые несчастные сладко подремывали и мечтали о том времени, когда и им привалит счастье, потому что человек создан прежде всего для счастья, в этом смысл самой бессмысленной работы, в этом смысл жизни, смысл нашего мира, в котором мы живем и который с таким упорством нам приходится защищать. Яну казалось, что он судорожно сжимает в руках раскаленные угли. Лоб его покрылся испариной, но из-за больного ребенка он не решился попросить, чтобы открыли окно. Дождавшись проводника, он показал билет и, привычный к ночным поездкам, вскоре и в самом деле заснул. Проснулся Ян, когда поезд уже подпрыгивал на стрелках перед вокзалом в Братиславе. Измученная и заплаканная женщина держала на руках мальчика с воспаленными, пылающими щеками. Муж, зевая, потягивался.
