Мысль об этом пришла ему в голову в первый же вечер, едва они увиделись. И сейчас, разбирая отчеты и ведомости, он подумал, что земля под Арендарчиком не просто горит, а прямо-таки полыхает, клокочет вулканом, из него вырываются огненные языки и серное пламя, земля трясется, и весь этот горный край, где давно потухли вулканы, может, снова заполыхал, стал огненной землей. После нас останется голая земля, наступит конец света. Всемирный потоп.
А утром все было разыграно, словно по сценарию, давно разработанному и обкатанному. Ян почти ежемесячно кого-нибудь проверял, и начало сегодняшней ревизии мало чем отличалось от прочих. Разве только тем, что его появление не вызвало страха, не испугало последствиями. Он оглядывал собравшихся в кабинете директора, посмотрел прямо в глаза сначала Михалу Арендарчику, который сегодня был в светлом, почти что белом костюме, с ярко-желтым, будто неоновым, галстуком, затем посмотрел в глаза двум его заместителям; первый из них, Беньямин Ма́хал, достоинством и уверенностью в себе производил впечатление человека, которому немного осталось до пенсии, но при этом он убежден в собственной незаменимости, отчего в улыбке его отражена еще и надбавка к пенсии за дополнительно проработанные годы; другой, Матуш Лемеш, был значительно моложе и нахальнее на вид, он поигрывал газовой зажигалкой и глядел не то куда-то в пустоту, не то на легкую паутину, свисавшую с лампы дневного света. Все собравшиеся выглядели беззаботно и держались подчеркнуто безучастно.
Кабинет Арендарчика был обставлен с основательностью, какую может позволить себе разве что директор мебельного предприятия, а застекленная витрина с выставленными в ней почетными дипломами свидетельствовала о том, что делают они не только лакированную кухонную мебель.
— Прошу любить и жаловать: мой друг и однокашник Ян Морьяк, — произнес Арендарчик и наставил на него костяной нож для бумаги. — Приехал нас ревизовать.
— Господа, у меня новость, — театральным голосом воскликнул Матуш Лемеш, воздев руки над головой. — В наш городок приехал ревизор.
— Вам приходилось играть комедию? — в тон ему спросил Беньямин Махал.
— Случалось, — согласно кивнул Матуш Лемеш, и все засмеялись.
— Но для роли городничего вы слишком молоды.
— Больше всего я люблю играть Ромео, — сказал Лемеш. — Увы, всякая любовь кончается вот так, — и он задул пламя зажигалки.
— У нас нечего ревизовать, — подал голос высохший мужчина в очках. — Я здесь представляю профсоюз. И могу вам с ответственностью заявить, что нас проверять нечего.
