– …и тут она заявила, что я задолжала ей три франка с прошлой недели, можете вы себе представить такую наглость! Меня это потрясло до глубины души, я чуть в обморок не упала прямо в магазине, но уж я ей ответила.
Многолетний опыт помогал мне бормотать что-нибудь в нужных местах, даже не слушая, и если удача была на моей стороне, за сеанс я не воспринимал ни слова из сказанного ею.
Я опустил глаза на блокнот и увидел, что в чистой фрустрации проткнул бумагу кончиком карандаша. И я принялся рисовать одну из своих карикатурных птиц.
– Потому что хоть мои нервы и расшатаны, но я такой дерзости не потерплю, вот что я вам скажу! – почти кричала мадам Алмейда.
Дождь за окном припустил теперь так, что разглядеть можно было только расплывчатые очертания, и, к несчастью, стук капель по стеклу лишь побуждал мою пациентку говорить еще громче обычного. Я, очевидно, обязан терпеть пустословие, подумал я с тоской и сосредоточил взгляд на участке кожи у нее на макушке, где волосы подозрительно поредели. Я позлорадствовал, представив себе, что она лысеет и что в таком случае я узнаю об этом намного раньше, чем она сама, и тут же дополнил свой рисунок. Я вообразил, как она однажды случайно увидит свое отражение сзади, оказавшись между зеркалом и окном, и как она будет толстыми пальцами лихорадочно щупать голову, раздвинет волосы, обнаружит голую кожу и завопит: – Бернар! Почему ты мне ничего не говорил, Бернар?
И так, ни шатко ни валко, прошел час человеческой жизни. Мадам Алмейда поблагодарила за беседу, я, предусмотрительно перевернув блокнот, чтобы она не заметила лысого страуса, придержал перед ней дверь.
Осталось 688 сеансов. У меня было чувство, что 688 из них явно лишние, я и одного не вынесу.
Фиксация наблюдений
Как-то утром, спустя несколько дней, мне пришлось перебить мадам Сюррюг, зачитывавшую мне мое расписание:
– Постойте, что вы такое говорите?
Вы что, записали-таки немку на прием?
Она склонила голову в решительном однократном кивке.
– Да, она была очень настойчива, должна я сказать. Она твердо решила пройти терапию и, по всей видимости, слышала о вас хорошие отзывы.
Я фыркнул: с каких пор это служит достаточным основанием для игнорирования моих указаний?
– Я ей объяснила, что вы будете вести прием еще полгода. Ее это полностью устраивает, и мне показалось, что вообще-то глупо было бы ей отказать.
Она была права. Если немка на самом деле довольствуется одним полугодием, то нет ничего неэтичного в том, чтобы принять ее на лечение, к тому же мне совсем не помешали бы лишние деньги. И все же я никак не мог справиться с раздражением. Как посмела мадам Сюррюг ровно наперекор высказанным мной пожеланиям втиснуть еще одного человека в ту жизнь, которую я пытался избавить от присутствия других людей?
