— Што надо, халдей? — смерив Петра недовольным взглядом, процедил тот.
— В штабной барак, — буркнул Петр.
— Приспичило?
— Комендант приказал.
— На кой хрен ты ему сдался?
— Поди сам спроси.
— Чего-о?
— Чего слышал, — огрызнулся Петр.
— Борзеешь, халдей. Ты у меня с кирки не слезешь! — пригрозил староста и, сплюнув под ноги, небрежно бросил: — Степан, отведи эту цацу.
Петр промолчал и направился к выходу. Вслед, как пощечина, прозвучало:
— Стукач.
Ему показалось, что это услышали в самом дальнем углу барака.
Одно слово, всего одно, безжалостно, подобно бритве, отсекло его от тех, кто мучился от голода и холода, кто медленно угасал от ран, но не смирился, не сдался и не вымаливал, не просил пощады у гитлеровцев. Презрение этих несчастных тяжким бременем легло на Петра. Сутулясь, он побрел к штабному бараку. На входе часовой заставил его померзнуть и только потом проводил в комнату к Самутину.
Тот встретил его самодовольной ухмылкой и с издевкой произнес:
— Быстро ты созрел.
— Угу, — буркнул Петр.
— Проходи, садись, пока не остыло, — хмыкнул Самутин и кивнул на табурет.
Петр присел и ждал, что последует дальше. Самутин, покачиваясь на стуле, сверлил его глазами-буравчиками. Понурый вид пленного говорил сам за себя. Осклабившись, он с сарказмом сказал:
— Что-то на твоей физиономии не видно энтузиазма?
— В бараке остался, — выдавил из себя Петр.
— Ха-ха, — хохотнул Самутин и, согнав с лица ухмылку, заговорил рублеными фразами: — Шутки кончились. Будешь служить великой Германии или будешь выкобениваться?
— У меня есть выбор?
— Нет, но тебе крупно повезло. Про абвер слыхал?
— На своей шкуре испытал, — буркнул Петр и зябко повел плечами.
— И как?
— Живого места не осталось.
— Тогда мне нечего распинаться. Дураком не будешь — не пожалеешь.
— Я понял, герр офицер, — Петр закивал головой.
— Раз такой понятливый, подсаживайся ближе, я не кусаюсь.
Самутин взял из стопки чистый лист бумаги, положил на него ручку и пододвинул их к Петру:
— Пиши.
— Что писать? — насторожился Петр.
— Не очкуй, не завещание. Пиши по середине — «Подписка».
Тупое перо под рукой Петра скрипело, оставляло кляксы, и на бумагу ложились корявые буквы.
— Готово? Поехали дальше. — Самутин продолжил диктант. — Ниже: «Я, Прядко Петр Иванович, обязуюсь служить великой Германии и ее фюреру — фюреру с большой буквы — беспощадно бороться с ее врагами». Ставь точку. Поставил?
— Угу, — пробормотал Петр.
— И последнее: «Для конспирации в работе избираю себе псевдоним». Выбирай, какую хочешь фамилию или имя.
