— Ты это… Ты кончай! Я… я… — голос у Петра сорвался.
— Иваныч, тише, тише, не кипятись. Мы не первый день друг друга знаем, сейчас против них не попрешь. А своей смертью кому и что докажешь? Живы останемся, тогда и будем доказывать. Надо уходить, пока темно, — твердил Сычев.
— Куда?
— В лес, там отсидимся.
— От себя не убежишь.
— Глупо это, Иваныч.
— За меня ребята и дела скажут, — упрямо твердил Петр.
— Как знаешь, а я подыхать не собираюсь, — отрезал Сычев и, выбравшись из сена, поднялся на чердак. Под его ногами предательски затрещали доски. Он замер и, выждав минуту-другую, принялся искать лаз.
Возня на чердаке не осталась незамеченной, и предрассветную тишину нарушил грозный окрик часового:
— Эй, кому там неймется? Пулю захотел схлопотать?
Это остановило Сычева. Он спустился с чердака и забился в угол. А Петр весь извертелся в поисках выхода их тупика. За время войны ему пришлось повидать немало чужих смертей и мысленно свыкнуться с собственной. Но вопиющая несправедливость, что ее предстояло принять от своих, изводила Петра. Он снова и снова искал аргументы, чтобы разрушить горы лжи, нагроможденные мерзавцем Струком, и не находил.
«Будь что будет», — решил положиться на судьбу Петр и остановившимся взглядом уставился в потолок.
Мучительно медленно тянулось время. Полоска света упала на лицо. За стенами сарая занимался хмурый осенний рассвет, и смертельная тоска сжала сердце: скоро, совсем скоро все должно закончиться. Его обостренный опасностью слух ловил каждый звук, но хрупкую утреннюю тишину нарушало лишь звонкое потрескивание льда под ногами часового.
«На носу зима, — отметил про себя Петр и с тоской подумал: — Тебе не дожить».
Шорох сена отвлек его от мрачного раздумья. К нему подсел Сычев и тихо обронил:
— Извини, Иваныч, гадом помирать не хочется.
— Будем живы — не помрем, Сережа, — дрогнувшим голосом произнес Петр, и, поддавшись порыву, они обнялись.
Громкие голоса на улице заставили их напрячься. Один из них принадлежал сержанту Дроздову.
— Сидоров, открывай! — крикнул он часовому.
Громыхнул засов, скрипнули ржавые петли, и в сарай хлынул яркий поток света. Первый снег, укатавший пушистым белым покрывалом землю, искрился и сверкал в лучах солнца. Он слепил глаза арестованным, и они, щурясь, потянулись к выходу.
— Всем стоять! — рявкнул Дроздов и, посмотрев в список, приказал:
— На выход: Сычев! Голобородько! Кузьмин!
Сергей, крепко пожав руку Петра, торопливо произнес:
