Вышла я с рассветом и решила, что буду идти столько, сколько смогу. Не уходя далеко от моря. Это мой единственный ориентир.
Зашла попрощаться к Дику, принесла букет местных цветов, помолчала, посидела с ним на дорожку…
Первые два дня были похожи, как близнецы. Я выходила рано утром, сразу, с рассветом, в полдень, в самую жару, делала небольшой привал, ела и дремала час-другой. Потом снова шла, до сумерек. Искала камни, складывала их так, как показал Дик, колодцем. Разводила маленький костерок, такой, чтобы со стороны было не видно из-за каменных стенок. Варила порцию похлебки и ложилась спать на лапник.
Иногда приходилось возвращаться и искать путь. Один раз помешала река и я отошла от моря километра на три вглубь леса, пока нашла брод. Вернулась уже по другому берегу. На третий день с утра зарядил мелкий, моросящий дождь и похолодало. Тут я задумалась. Дело не в том, что идти неприятно, и солдатская куртка, которую я накинула на голову и рюкзак, стала тяжеленной… Дело в том, что я могла простыть. Болезнь для меня сейчас — роскошь непозволительная. Пещеру я искала долго. Спускалась медленно, проверяя под ногами каждый камушек. Нашла только к вечеру, когда совсем промокла и вымоталась. Скинула рюкзак и куртку. Осмотрелась. Побольше, чем наша с Диком, и видны старые следы костра. Внутри пещеры куча прошлогодней сухой травы. Похоже, здесь и раньше кто-то ночевал, но искать другое убежище у меня не было сил. Оставила вещи и поползла на скалу — за дровами и водой. Вода нашлась далеко, но котелка мне хватит до утра. Дрова скинула с обрыва. Когда разводила костер, прямо у входа в пещеру, зубы уже клацали так, что поняла — насморк и кашель мне точно обеспечены. Дров я притащила с запасом, но вот идти за лапником уже не было сил. Я вытряхнула из рюкзака все вещи и сгребла сухую траву в кучу. Сверху застелила рюкзаком, штанами и рубахами. И моя старая дерюжная хламида пригодилась. Я одела ее вместо промокшей одежды. Проверила все припасы, рыбу на всякий случай вынула из рюкзака и развесила по стенам, увы, место нашлось не для всех вязанок. Пришлось пожертвовать старой рубахой Дика — на нее вывалила рыхлой кучей остатки рыбы, с краю — связки грибов и сушеная трава, что заменяла мне чай. Всё же так меньше шансов, что еда заплесневеет. Пока возилась — согрелась. Дров подкидывала понемногу, смолистые ветви горели долго, но дымили. Иногда дым несло прямо в пещеру, но мне уже было все равно. Я выпила чаю с сухарями и, свернувшись клубком под рогожей, уснула.
