Юра Казачинский расстелил на столе газету, открыл портфель и достал из него бутылку кефира. Следом была извлечена на свет булка — нежная, в меру румяная булка, источавшая восхитительный аромат. Нет на свете запаха лучше запаха свежеиспеченного хлеба.
За соседним столом Антон с тоской наблюдал за манипуляциями Юры. В глубине души он не признавал напитков слабее пива и даже чашку чая принимал с таким видом, словно ему предлагали лекарство. Но факт был налицо: Юра, отличный товарищ, храбрец и душа любой компании, пил кефир, пил даже молоко, не отказывался от простокваши — обычной, а также с ванилью и корицей, — и, прошу заметить, делал это совершенно добровольно.
Антон страдал. Если бы речь шла о ком-нибудь другом, он бы уже давно без обиняков высказал все, что думал о распивании кефира, молока и прочих полезных напитков. Видеть счастливого Юру с бутылкой без намека на алкоголь в одной руке и булкой в другой было невыносимо.
— Правильная еда, — промычал Казачинский в перерывах между глотками, — залог здоровья…
Антон мысленно застонал и отвернулся. Товарищ Сталин со стены глядел на него со свирепым прищуром. Хлопнула дверь, в кабинет без стука вошел Опалин.
— Юра… Нет, лучше ты, — повернулся он к Антону. — Я установил личность жертвы. Дуй по этому адресу. — Он бросил на стол перед Завалинкой листок. — Опроси соседей, родителей, дворника, управдома… всех. Договорись насчет опознания… ну, по обстоятельствам. Лучше, наверное, чтобы пришел отец. И еще: мне нужен подробный список вещей, которые были при жертве, когда ее видели в последний раз. Надо установить, что именно забрал «комаровец»… Окружение, друзья, враги, чем Елисеева занималась в последние дни, не было ли странностей — в общем, как обычно. Отдельно наведи справки о ее поклоннике — лет сорока, фамилия вроде бы на Р., служит в каком-то наркомате. И как бы между прочим поинтересуйся, почему девушка пропала на прошлой шестидневке, а в милицию до сих пор никто не заявил.
— Слушаюсь, — по-военному ответил Антон, влез в неприметное кургузое пальтишко, нацепил кепку, обмотался шарфом и шагнул за дверь, радуясь, что его пытке — сидеть и смотреть, как Юра пьет кефир, — пришел конец.
— Я сегодня позавтракать не успел, — извиняющимся тоном сказал Казачинский, словно Опалин требовал от него объяснения того, почему он ест на рабочем месте.
— Муж твоей пассии вернулся из командировки раньше срока? — спросил Иван, прищурившись.
— Нет, она косорукая просто. Яичницу пожарить и то не умеет.
