Я делаю вдох. Я стою на краю земли. Смотрю в пропасть: там внизу деревья, скалы, и вьется крошечная синяя нитка ручейка.
— Я знаю, что она жива. Знаю, что она не папина дочь. Знаю, что вы мне ничего не сказали. И знаю, что вы ничего не сделали для того, чтобы найти ее.
Она немного постояла, потом развернулась и направилась в дом. Прошла в кухню, и я — следом за ней, наступая ей на пятки.
— Твой отец еще не вернулся. Хочешь выпить чего-нибудь?
— Мама…
Не знаю, услышала ли она меня; она продолжала стоять у холодильника, и на мгновение мне показалось, что она готова в него забраться и исчезнуть, стать частью его мороза и белого света. Но она просто плотно закрыла дверцу, в руке у нее появилась бутылка белого вина; она поставила ее на стол, потом села и посмотрела мне прямо в глаза.
Я на автомате вытащил из шкафчика над плитой два бокала, они стояли около фужеров для шампанского; меня всегда удивляло бесконечное количество этих фужеров, и я знал, что могу наощупь отыскать то, что мне тут понадобится. Может, от нашей жизни и осталось только это — четко определенное место каждой вещи на кухне.
Бокал в ее руке дрожит. Глаза неестественно блестят:
— Ты и понятия не имеешь, Бенжамен.
Я выдыхаю, сердце у меня сжимается. Я бросил камень в пустоту, он летит. Только воздух гудит.
— Я была так влюблена, а он бросил меня…
— Кто бросил?.. Кто?
Она пожимает плечами, склоняется над бокалом, она так похожа на Саммер, на ту Саммер, недоступного подростка. Потом поднимает голову и смотрит на меня:
— Он был женат, друг семьи. Я забеременела, когда мне исполнился двадцать один год.
Она коротко засмеялась.
— Я и правда думала, что он любил меня. В этом возрасте все мы дуры. А мои родители… Думаю, они хотели, чтобы я исчезла с лица земли. Виновата была только я. Жизнь моя вдруг закончилась. Я хотела что-то сделать, но оказалась здесь, в этом городе, в этом крохотном мире.
Она широко развела руки:
— Я могла стать кем-то. У меня была бы другая жизнь.
Я сидел рядом с ней, но это была пустая оболочка — моя мать ушмыгнула туда, где не существовало ни Саммер, ни отца, ни меня, ни этого дома.
— Я вышла замуж, думаешь, я для себя это сделала? Я сделала это ради родителей. Я сделала это ради твоего отца, ради твоей сестры, ради всех этих людей, которые приходили к нам, а потом в одну секунду исчезли. Мы дружили с Бернаром Барбеем, помнишь его? Я думала, он приходил к нам из-за меня, а потом, когда она исчезла, когда она так с нами поступила, он не отвечал на мои звонки, а если и отвечал, то говорил: «Успокойся, успокойся», как будто я сошла с ума.
