И нашел, без преувеличения, картинку с открытки. Это был рыбацкий городок, наполовину колониально-французский, наполовину туземно-тропический. На широком песчаном берегу лежали каноэ – и настоящие, вполне исправные, и современные имитации. Волнолом защищал небольшую якорную стоянку; дальше окаймлявшие берег пальмы кончались, уступая место жилищам.
В Лахуа преобладали дома традиционного типа, крытые пальмовыми листьями, но центральную площадь, мощенный камнем прямоугольник, окружали совершенно нетропические постройки комплекса с громким названием «Гранд-палас». Тут и магазины, и кафе на открытом воздухе, и фруктовые прилавки под яркими полосатыми навесами, и гогеновские женщины при них, и на восточной стороне до крайности уродливая церковь, и pissoir, и даже mairie[9]. Такое впечатление, будто все это импортировано из Франции двадцатого века. Все, кроме жителей… Но даже они – кто в ярком саронге, а кто в европейской одежде – наверняка в пору французского правления выглядели точно так же.
Трудно было поверить, что это настоящие люди, живущие настоящей жизнью. Меня с первого дня не оставляло странное ощущение, словно в любой момент невидимый режиссер скажет «Стоп!» – и все прекратится.
Но уже к следующему утру я пообвык и вошел во вкус курортного бытия. Принял душ, затем без спешки отправился на поиски аперитива. Мне приглянулось кафе на южном берегу, со столиками в тени купы деревьев. Что бы заказать? Наверное, моих любимых напитков здесь не подают.
Подошла юная смуглянка в пестром саронге. Я вдруг почувствовал себя героем старинного романа и импульсивно попросил перно. Это не вызвало недоумения.
– Un pernod? Certainement, monsieur[10], – ответила девушка.
В ожидании абсента я разглядывал главную площадь, уже не столь оживленную – близился час дежёне, завтрака, – и размышлял о том, что приобрели и что потеряли Сидней и Рио, Аделаида и Сан-Паулу с той далекой поры, когда они были не крупнее Лахуа, и чего стоили достигнутые ими успехи…
Вот и перно. Я полюбовался зеленым цветом штормового облака, осторожно пригубил. Странный напиток, что ни говори. И едва ли он предназначен для улучшения аппетита.
От этих мыслей меня отвлек голос, чей источник находился за спиной, чуть выше правого плеча:
– Рецепт оригинальный, но производство местное. Уверяю вас, это вполне безопасно при умеренном употреблении.
Я обернулся, не вставая. Говоривший сидел за соседним столиком. Хорошо сложен, мускулист; волосы песочного цвета; белый костюм без единого пятнышка; панама с пестрой лентой; аккуратная бородка клинышком. Я бы дал этому человеку тридцать четыре года, хотя серые глаза, встретившие мой взгляд, – глаза мудрые и озабоченные – выглядели гораздо старше.
