Александр Капитонович нехотя согласился и на глазах стал превращаться из хмурой тучи в солнечный полдень, в умного, симпатичного рассказчика с пытливым, зорким глазом и блестящей памятью.
После долгого рассказа мы с Грунтовым стали уговаривать его написать обо всём этом.
Прошло время, возможно, год или больше, и однажды мне жена передала, что звонил Грунтов и просил срочно с ним связаться. Я тут же набрал его номер телефона. Грунтов ответил, что завтра придёт Романский и придёт не с пустыми руками.
Романский принёс папку с сотней страниц, густо отпечатанных на пишущей машинке. Там была описана вся его жизнь, работа статистиком, годы войны, эвакуация. Примерно шесть страниц рукописи были посвящены Николаю Клюеву. Эти листы были мне подарены, и я привожу их здесь с незначительными сокращениями.
«Памятной для меня в 1916 году осталась встреча с нашим вытегорским поэтом Николаем Алексеевичем Клюевым.
Ещё в 1915—1916 годах я впервые коротко познакомился с его творчеством. Тогда я уже заметил, что пишет Клюев больше о стародавней и современной ему богомольной Руси, пишет про крестьянина-труженика. В его стихах я и тогда заметил излишнюю мистику и идеализацию крестьянства, что мне определённо не понравилось. Но отдельные его стихотворения подкупали меня глубоким лиризмом, сильными образными сравнениями и оригинальным построением стиха. В 1916 году, летом, обстоятельства сложились так, что мне пришлось принять участие в экспедиционных статистических работах по торгово-промышленной переписи, проводимой статистическим бюро губернского земства. Тогда я в течение трёх месяцев объехал и переписал множество предприятий в ряде волостей Заонежья и Вытегорского уезда. Примерно в июле я с другими регистраторами переписи прибыл в Вытегру. Тут мы узнали, что недалеко, в двух-трёх километрах, в деревне живёт Клюев. Решили с ним повидаться. Был воскресный день, но по некоторым обстоятельствам лично я не смог идти, а пошли к Клюеву мои друзья.
Вечером они вернулись и долго оживлённо рассказывали все подробности этой встречи. Передаю об этом с их слов.
Придя в деревню, стали расспрашивать у односельчан-крестьян, где живёт Клюев, и каждый встречный с готовностью показывал: „Да во-от, в том домишке!“
Из последующих разговоров с крестьянами стало очевидно, что некоторые просто не понимали тогда Клюева, отзывались о нём явно иронически или даже издевательски-шутливо: они считали Клюева человеком странным, „особенным человеком“ не от мира сего, называли даже „Коленькой“ или „блаженным Колей“.
